И гаснет свет - Владимир Торин

пригляделась – вроде бы, игрушечный паровозик. На Калебе была его пижама, но при этом он напялил на голову старую двууголку отца Джонатана, которую Марго давно порывалась выкинуть – ее сильно погрызла моль и от нее пахло гремлинской отравой.

Марго испуганно оглядела комнату. Здесь сейчас тяжело было что-либо различить, и никого, кроме играющего на ковре сына, она не увидела. Тем не менее, чувство тревоги никуда не уходило, и его подкрепила мрачная мысль: «Почему он не оборачивается?».

– Калеб Мортон, – сказала Марго. – Хватит игр на сегодня. Пора спать.

На что мальчик мелко затрясся и едва слышно захихикал.

В комнате стоял такой бардак, словно здесь прогулялась армия мелких длинноносых гремлинов. Игрушки Калеба валялись по всей комнате. Очертания их были и тут, и там – они напоминали кривобокие сорняки на клумбе слепого садовника. Прямо под ее ногами лежал медведь Броуди. На самом деле Броуди было трудно опознать – голова его отсутствовала, а из дырки наружу лез белесый пух. Кто-то жестоко расправился с несчастным Броуди.

Марго подняла взгляд на фигурку в пижаме. Когда-то Калеб обожал Броуди, был с ним неразлучен.

– Говорю тебе, пора прятать игрушки. – Марго добавила в голос немного строгости. – Пора отправляться спать, дружок. И даже не думай со мной спорить. Завтра будет целый день для игр – вряд ли туманный шквал уже закончится. Я позволю тебе немного поиграть даже перед завтраком. Честно. А сейчас снимай эту свою шляпу и отправляйся в кровать.

– Зачем тебе метла, мамочка? – тихо спросил Калеб, не поворачивая головы. – Ты решила поубирать немного?

Этот голос заставил ее оцепенеть. Вкрадчивый, пробирающийся под кожу…

Марго снова оглядела комнату – проверила остывший камин, затянутое шторой окно.

– Мне просто показалось, что ты здесь не один, – сказала она. – Решила, кто-то залез в дом. Я услышала… звуки, шум… Они меня испугали.

– Как будто целый миллион птиц забрался ко мне под кровать и принялся трепетать там своими крыльями? И ты собралась вымести их метлой из-под кровати? Но это же так глупо!

Марго покачала головой и прищурилась – фигура ее сына была едва различима – и это при том, что она стояла от него всего в нескольких шагах.

– Почему ты вообще сидишь в темноте?

Калеб на это едва слышно забубнил себе под нос – быстро-быстро, так, что Марго почти ничего не могла разобрать:

– В темноте? Хм… В темноте! Просто глупая мамочка не понимает, что свет был погашен намеренно – чтобы сменить декорации на сцене. Как во время спектакля в театре! Она не надела свои очки, и не видит, что ее маленький дружок… хм… маленький дружок – не какой-то там бессмысленный ничтожный ребенок, а настоящий кукловод… мастер-кукловод этой жестокой кровавой ми… ми… мистерии…

Из всего невнятного бормотания Марго услышала лишь последнее слово.

– Где ты услышал это слово, Калеб? – недоуменно спросила она.

– Какое такое слово?

– Мистерия.

– Это папочка сказал.

– Ясно…

– А еще папочка говорит много плохих слов, когда ты не слышишь, – принялся ябедничать мальчик. – Мерзавец, падаль, висельник, ублюдок, дурачина…

– Достаточно!

Марго, будто нелепая восковая фигура, застыла не в силах пошевелиться, сжимая метлу и глядя в спину сына. А тот продолжал водить паровозиком по ковру и все бубнил и бубнил:

– Что у нас тут? Поглядим! Странная женщина стоит в дверях. Она вся из себя такая изумленная и пораженная! Глазоокругленная, ротораспахнувшая и дрожащая-предрожащая к тому же. Мне это не нравится! Хватит! С меня хватит! Это меня так раздражает!

Марго молчала – она никак не могла взять в толк, что происходит. Здесь творилось что-то ужасное и неправильное, но… что именно? Ее сердце бешено колотилось.

– Для тебя было бы лучше, мамочка, – мальчик продолжал – теперь он говорил четко и внятно – его голос был злым и колючим, – не переступать без спроса этот порог. – Сказав это, он завизжал и захихикал. – И пусть на мне глупая пижама, это еще не значит, что я какой-то рохля – никто мне не указ! Не нужно мне угрожать, приказывать, заставлять идти в кровать! Было большой ошибкой заявиться сюда, встать там и пытаться прервать мою игру! Не слишком удачный момент, понимаешь ли, для появления родителей, ведь я так близок к моей заслуженной славе великого постановщика грандиозных спектаклей. И прежде, чем заходить в мою комнату, мамочка, тебе стоило бы купить билетик! Ведь это – театр! А в каждый театр вход… – он на секунду замолк, после чего взвизгнул: – Только по билету! Только по билету!

Мальчик рассмеялся и кивнул на кукол, стоящих перед ним на ковре.

– Погляди, мамочка, – прошептал он. – Ты видишь этих куколок? Знаешь, что их ждет? Я принес этим куклам… войну.

Свет плавно зажегся, и Марго поняла, что в руках у Калеба керосиновая лампа. Фитиль загорелся ярче, и она увидела то, что расположилось на полу у окна. Старые добрые и такие знакомые игрушки ее сына были выстроены в боевые порядки. Пушки, крошечные дредноуты, миниатюрные шагающие механизмы. Дирижабль готовился к взлету. Солдатики стояли со вскинутыми саблями, плюшевые медведи все были поставлены под ружье – они словно ожидали приказа.

– Так пусть же деревянные мечи опускаются! – взвизгнул маленький генерал в двууголке и пижаме. – Пусть игрушечные ружья стреляют! И тогда они все встретятся со своей смертью! Один за другим! Падут на поле брани, раненые, со вспоротыми животами и с пронзенными сердцами! И пусть кровавая краска течет и брызжет! Только так можно сделать настоящее шоу! Я натяну нити марионеток, чтобы им стало мучительно больно. Я повешу на этих нитях всех дезертиров! Я желаю видеть страдания, преследования маньяков, горящие письма и предательство, любовь и смерть! Жажду убийств, чудесных избавлений и совсем немного… немного мелодрамы… Ты ведь знаешь, что такое мелодрама, мамочка?!

Марго знала, что такое мелодрама, а еще она знала, что ее сыну просто неоткуда знать этого. Она с ужасом глядела на сидевшую к ней спиной маленькую фигурку, которая игралась с керосиновой лампой – крутила колесико фитиля, то погружая комнату в кромешную темноту, то ярко ее освещая. Марго давно поняла, что это не ее сын, и только сейчас смогла хоть что-то выдавить из