След в заброшенном доме - Александр Тамоников

Тот самый пацан был явно своим в этой компании. Он пускал дым кольцами, ржал, как жеребенок, сыпал матерками вперемежку с феней и при этом бдительно поглядывал по сторонам, то есть был уже пуганый.

На другой стороне базарной площади объявился милицейский патруль. Мальцы тут же напряглись и стали по одному исчезать.

Иван из-за киоска наблюдал за своим подопечным. Тот тоже отклеился от поредевшей компании, сунул руки в карманы и юркнул в ближайший переулок. Факт агрессии со стороны незнакомого дядьки он не проглядел бы. Мальчонка был глазастый.

Переулок выходил на улицу Кирова, больше там свернуть было некуда. Напрямую пацан добрался бы быстрее, но, наверное, уже обзавелся инстинктом, который заставлял его избегать общественных мест. Значит, этот шкет не раз имел терки с милицией.

Бегать за ним и смешить народ капитану контрразведки СМЕРШ вовсе не хотелось. Он зашагал по Кирова, юркнул в проулок, перехватил по пути подозрительный взгляд пожилой женщины.

Когда пацан, насвистывая, вылупился из-за угла и направился к выходу на улицу, на углу его поджидало прелюбопытное зрелище. У какого-то мужика развязался шнурок на ботинке. Он отвернулся к стене, нагнулся и неловко возился с ним. Из его заднего кармана призывно торчал кошелек. Пройти мимо всего этого не смог бы даже самый честный человек на свете!

У мальчишки загорелись глаза. Он сбавил ход, осмотрелся, стал на цыпочках приближаться к этому типу, потянул тонкими пальцами кошелек, из которого Осокин на всякий случай заранее удалил все деньги. Медлить было опасно. Пятки засверкают, не догонишь. Осокин резко повернулся, схватил пацана за запястье. Клюнула золотая рыбка и попалась!

Малолетний преступник взревел благим матом, стал извиваться, слезы брызнули из его глаз. Он метался взад-вперед, насколько хватало вытянутой руки, даже сделал круг вокруг капитана, словно хоровод водил вокруг елочки. Но тот держал добычу мертвой хваткой.

– Мужик, отпусти, что я тебе сделал?! – провизжал малолетка.

– Кошелек пытался стянуть, граждане, – объяснил Иван паре, проходящей мимо, и в качестве доказательства похлопал себя по заднему карману.

Мужчина понятливо кивнул. Женщина сглотнула, прижала к груди облезлую сумочку.

– Ничего я не пытался! – взвился мальчишка. – Врет он все, люди добрые! Шел себе, никого не трогал. Мы в городки играли, вот домой возвращаюсь. Чего тебе надо, мужик?

Осокину пришлось стукнуть его по затылку, чтобы сбавил громкость. Шансы на исправление у ребенка имелись, мал еще был, не закоренел.

Пара торопливо прошла мимо. Женщина оглянулась.

Иван перехватил мальчишку за шиворот, втащил в переулок. Тот отбивался, пытался засадить ногой по причинному месту. И ведь чуть не преуспел в этом! Глаз да глаз за такими детками!

Вторая затрещина выполнила свою воспитательную функцию. Пацан икнул и прекратил сопротивление. Он ежился, втянул голову в плечи, смотрел волчонком, явно ожидал удобного момента, чтобы смыться.

– Все, ша, малек! – Иван встряхнул податливое тельце и прислонил к холодной стенке.

Свободной рукой он достал из кармана удостоверение, сунул огольцу под нос.

– Читать умеешь, мелочь дворовая? Я не из милиции. Военная контрразведка. Слышал про такую?

– Ух!.. – Пацан обмяк и по-настоящему испугался.

Осокину было приятно. Контрразведке СМЕРШ без году неделя, а про нее слышали даже пацаны в подворотне.

– Мужик, так ты не из милиции?

– Молодец, грамоте обучен. Значит, не такой пропащий. А теперь давай побеседуем. Останусь доволен нашим общением, свалишь на все четыре стороны. Будешь байду гнать, сдам настоящим ментам, и окончание этого дня ты встретишь за решеткой. Ближайшие годы будешь не в городки играть, а в козла тюремного. Никогда не играл? Не бойся, это со спичечным коробком. Нормальная перспектива?

– А чего я сделал-то? – заныл отрок. – На арапа меня взял, да? Чего сидел тут, выставил свой лопатник? Как я мимо-то пройду?

Действительно, как устоять перед таким соблазном? Мертвый не выдержит.

– Ладно, замяли. Будешь паинькой, ничего тебе не сделаю. Отпускаю тебя, но если дернешься, попытаешься сбежать, то я знаю, где тебя искать, и ответами на вопросы ты уже не отделаешься.

Пацан почувствовал свободу, дернулся, но передумал, кусая губы. Под глазом у него заживал синяк, немытые волосы смялись под картузом. Но в принципе не бродяга. На штанах недавние заплаты, ботинки чинены. Значит, дом имеется и мамка какая-никакая.

– Давай говорить, губошлеп. Имя-то у тебя есть?

– Лехой кличут. Павлушкин моя фамилия. А что?

– Ты на базаре к фраеру подвалил… – Осокин в трех словах описал внешность Острового. – Сказал ему что-то и смылся. Колись, что ты ему говорил и кто тебя надоумил.

– Да я уж не помню. – Парнишка как-то скукожился, стал покрываться пятнами. – Разве все упомнишь, мужик? Базарный день, то да се, к одному подойдешь, к другому. С этим перетрешь, с тем потрещишь.

– Деловой ты парень, свой во всех приличных компаниях. Только гусей мне не гони, договорились? Тот фраер, к которому ты подвалил, уже труп и в морге лежит. Ножиком его в переулке прирезали. А туда ты его отправил. Вникаешь в расклад? Не передам я тебя ментам, Леха. Мы своим ведомством с тобой управимся. Радуйся, что мал еще и законы советского государства к тебе снисходительны. В детдом хочешь?

– Эй, мужик, какой детдом? – Пацан неудержимо превращался в перепуганное пятнистое существо. – У меня же мамка живая.

– Далеко на север поедет твоя мамка. Лес рубят, щепки летят. Политика нынче такая. Влип ты в опасное дело государственной важности, Леха, так что не обессудь, придется мамане отвечать за твои прегрешения. Будешь говорить?

– Да буду я. – Пацан затрясся. – Чего ты пугаешь меня, мужик, я пуганый уже. Взгляд у того дядьки был хреновый. Он вроде улыбался, добренького изображал, а так смотрел, что меня чуть не вывернуло. Бродил я себе по рынку, не трогал никого, а этот лапу положил мне на плечо, смотрит, лыбится и говорит так ласково: «Заработать хочешь, шкет?»

– Как он выглядел?

– Да военный. Звезды у него на погонах. – В воинских званиях Леха явно не шарил.

– Сколько звезд на каждом погоне? – спросил Иван.

Пацан задумался, потом растопырил пятерню, еще немного поразмыслил и загнул большой палец.

– Да, четыре. По две вдоль и поперек.

– Капитан, – подсказал ему Иван. – А петлицы какие?

– Мужик, я тебя не понимаю. Ты по-русски говори…

– Ладно. Итак, поймал он тебя и что сказал?

Леха как-то воровато посмотрел по сторонам и проговорил:

– Рубль, дескать, хочешь заработать? На, держи, да не вздумай свалить. Я тебя из-под земли выну и голову оторву. Показал он мне на хмыря, который у прилавка терся. У него еще авоська в руке была с бутылкой и куревом. Мол, подойди, скажи: «Это не вы спички обронили?» Пусть он идет вон в тот переулок, да сразу, нечего в носу ковырять. Кореша будут ждать в переулке, базар у них есть. А сам, мол, за ним не ходи, вали на хрен, если в тюрягу не хочешь. Мужик, вы чего все сегодня?.. Это не я к нему, он ко мне подошел. Ну забрал я рубль и сделал, что этот тип просил.