Красная валькирия - Михаил Кожемякин

Лошади, выходя на берег, тяжко отряхивались, словно собаки. От их раздувавшихся и опадавших боков валил пар. Озябшие люди швыряли как попало оружие и связки обмундирования, непослушными посиневшими пальцами скручивали крышки фляг, жадно глотали, словно воду, обжигающий самогон. Сейчас, окажись поблизости германский патруль, ему даже стрелять бы не понадобилось. Гусар можно было брать беззащитными и голыми, как младенцев.

- Периметр... обеспечить! - прохрипел Прапорщик.

- Иди к черту, вашблагородь... - едва ворочая языком, буркнул унтер-офицер Денисов. Обижаться не приходилось. Прапорщик чувствовал, что едва не переоценил силы людей, которых повел за собой. Стыдно! Слава Богу, переплыли все семеро.

Гусары поспешно натягивали на окоченевшие тела обмундирование, искали непослушными ногами голенища сапог, не забывая при этом снова приложиться к горлышкам фляг. Однако, как всегда после преодоленной опасности, кровь, щедро сдобренная алкоголем, бурно бежала по жилам. Зазвучали приглушенные смешки, ядреные солдатские шутки.

- Гляди-ка, братцы, как Муратов в глотку льет - чисто бездонная! - иронизировал неунывающий ефрейтор Цыганков, - Эй, Алимка, а как же татарский закон? Водки пить не велит. Дай-ка мне лучше!

- Дура! На царской службе свой закон, он велит, - с достоинством ответил Муратов, хозяйственно закручивая флягу и цепляя ее к поясу. - Тебе, Цыганок, не дам: сколько не лей в пустой башка - все мало!

- Хорош зубоскалить, жеребцы! - сдержанно рявкнул унтер Денисов, - По коням! Садись!

Он передал повод одному из гусар и поспешил к Прапорщику, чтобы помочь ему справиться с ремнями снаряжения:

- Как, Николай Степаныч? Сдюжаете?

- Спасибо, Денисов... Смогу!

- И какого дьявола в речку лез, вашблагородь?! С гошпиталя ж недолго как... Ишь как колотит! Это тебе не Африка!

- Ладно, не ворчи. Я уж как-нибудь, Бог не выдаст! Подержи-ка стремя, братец... Не попаду никак.

Седло было мокрым и ледяным. Но это не беда. От лихой скачки оно быстро согреется.

- Отделение!.. За мной галопом марш-марш!!

Намерзшаяся кавалерия бодро рванула с места. На востоке уже начинала разрастаться холодная зеленоватая полоска рассвета. Нужно поспешить, и, пока не развиднелось, выйти из зоны передовых позиций неприятеля! Винтовки были наготове, упертые прикладом в переднюю луку седла, с досланным в патронник патроном.

День выдался облачный, но ясный. Равнина, покрытая пологими холмами, темными островками облетевших перелесков, неровными многоугольниками прилежно сжатых, вне зависимости от войны, крестьянских полей, лежала перед разъездом александрийских гусар, словно давно знакомая картина. С октября, когда они в прошлый раз ходили сюда в поиск, изменилось только одно - золотой, багряный и зеленый цвета буйной осени уступили место бурому и грязно-желтому цвету предзимнего ожидания природы. Впрочем, Прапорщик, пожалуй, один заметил это цепким взглядом художника. Ехавший рядом унтер-офицер Денисов обратил внимание на другое:

- Глянь-ка, вашблагородь, фуры обозные, которые наши здесь у дороги при отступлении побросали, похоже, жмудь местная прибрала! Совсем худые были фуры, а мужикам сгодились. Хозяйственный народ, не чета нашим... Даже трезвый!

Разведчикам удалось под покровом рассветных сумерек удачно выйти в ближний тыл германцев. Далее смысл поиска был не совсем понятен Прапорщику. Нападение на квартировавшие по усадьбам и хуторам немецкие подразделения с таким малым количеством людей и патронов было невозможным. Оставалось надеяться, что попадется относительно малочисленный пеший или конный патруль немцев, охраняющий коммуникации или обоз от нападений партизан из числа местных жителей. Тогда можно будет "завязаться", если повезет - попытаться захватить пленного.

Пока же равнина казалась безлюдной. Прапорщик и унтер-офицер периодически оглядывали ее в бинокли. Над далекими домишками вился прозрачный дымок. Часовые неприятеля, если и видели разъезд, вероятно, принимали его за своих. Эта война, съевшая удалое многоцветие воинских мундиров ненасытными утробами могил, сделала силуэты всех армий, сражавшихся на Восточном театре военных действий, одинаковыми - серыми и мешковатыми. Германцы выделялись квадратными очертаниями громоздких касок, русские были круглоголовы от французских шлемов модели Адриана - в этом, собственно, заключалось все отличие. Гусары предусмотрительно отправились в поиск в фуражках, которые, к тому же, перевернули задом наперед, чтобы придать им сходство с германскими бескозырками. "Вероятно, это наши уланы или драгуны, ловят бандитов", - лениво думал немец, заметив в отдалении силуэты разъезда. И безразлично отворачивался раскурить свою короткую трубку.

Наверное, именно так в первую минуту подумали двое верховых германцев, выехавшие на рослых гнедых полупершеронах из ближайшего перелеска. Откуда здесь взяться русским? И солдаты беззаботно направили коней шагом навстречу гусарам.

- Спокойно, ребята! Рысью!.. Едем, как ехали, - невольно сбившись на зловещий полушепот, приказал Прапорщик. - По моей команде - в карьер вперед! Хотя бы одного - живым...

Он с наслаждением почувствовал, как разгорается знакомый азарт хищника, словно на африканской охоте, словно в сладостном экстазе плотской любви! ...До германцев оставалось всего саженей триста, когда передний из них вдруг резко осадил коня и приподнялся на стременах, вглядываясь в приближавшихся всадников. Второй было обогнал его, но обернулся и тоже стал осаживать.

Прапорщик молниеносно вскинул винтовку, поймал под обрез мушки широкую грудь коня переднего немца, на мгновение задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Громыхнуло, блеснуло, толкнуло в плечо...

- Гусары, вперед!!!

В агонии скакнув куда-то в бок, конь под немцем подломил ноги и тяжело завалился, мучительно выгибая шею. Опытный солдат вовремя бросил стремена и спрыгнул на землю.

Гусары с гиком рванулись вперед, стремительно сокращая расстояние. Денисов, Сердюк и еще кто-то с седел били из винтовок по второму германцу. Но тот подскакал к своему товарищу и наклонился с седла, чтобы помочь ему взобраться позади себя на круп. Спешенный только выкрикнул что-то и махнул рукой. Конный немец что есть мочи поскакал прочь, а пеший опрометью бросился бежать в сторону ближайшей рощи.

- Братцы, от леса отсекай! - закричал прапорщик, пустив своего Жука в бешеный галоп. Немец бежал ходко, высоко вскидывая длинные ноги. Прапорщик видел: у него есть шанс спастись. Если он скроется между деревьев, ловить его будет гораздо тяжелее, а он, укрываясь за стволами, сможет из своего карабина лупить по гусарам, как по мишеням. К тому же, судя по тому, с какой готовностью ускакал второй германец, где-то поблизости должен быть их отряд, скорее всего, более многочисленный, чем гусары. Если этот отряд подоспеет - пиши пропало!

Разведчикам-александрийцам нечего было объяснять: воевавшие с четырнадцатого, лишь один или двое - с пятнадцатого года, они сами прекрасно знали, что делать. Бросив преследование уходившего немца, все понеслись наперехват пешему, устрашающе свистя и улюлюкая, чтобы "пугнуть супостата". Унтер-офицер Денисов и Тверитин обскакали бегущего по дуге и оказались между ним и спасительным лесом. Немец и сам понял: не уйти! Он остановился, сорвал карабин, вскинул его к плечу... и мгновение спустя отбросил, так и не сделав ни одного выстрела. Он мог открыть огонь, возможно, убить или ранить одного или двух преследователей (больше бы не успел), но это ничего бы не изменило и только ухудшило его участь. Солдат понял все и добровольно прекратил бессмысленную борьбу. Он медленно поднял руки. Прапорщик подъехал, когда пленного уже окружили гусары с винтовками наизготовку. Вражеский солдат, долговязый белобрысый парень лет двадцати пяти, с пшеничными усами и жесткой двухдневной щетиной на подбородке, стоял, тяжело дыша. Он смотрел на победителей с той унылой тоской, с которой всегда смотрят на пороге плена смелые и энергичные натуры, для кого в такую минуту главное - не страх, а расставание с милой свободой...