Внутренний порок - Томас Пинчон

— Вы тело опознали? — Это спросить можно.

— Нет. Вот тоже странность. Позвонили, сказали, что уже опознал кто-то из группы.

— Думаю, это полагается ближайшему родственнику. Кто звонил?

У неё с тех пор сохранился дневник, и она не забыла записать.

— Лейтенант Дюбонне.

— А, ну да — Пэт Дюбонне, у нас с ним раз-другой были общие дела.

— Похоже, он вас заметал.

— Не говоря уже — мотал. — Она смотрела на него эдак вот. — Ещё бы, у меня была фаза хиппи. Всё, что я натворил, сошло мне с рук, а к тому, что вешали, рук не прикладывал, потому что у меня один словесный портрет: белый мужчина, длинные волосы, борода, разноцветная одежда, босиком, так далее.

— Совсем как у Дика, что мне по телефону зачитали. Таких тысячи.

— Я съезжу поговорю с Пэтом. Может, знает что-нибудь.

— И вот ещё что было. Смотрите. — Она вытащила выписку с её счёта в местном отделении «Банка Америки», сделанную вскоре после предполагаемой передозы Дика, и показала на кредитную графу.

— Интересная сумма.

— Я позвонила, пришла, поговорила с вице-президентами, и все в один голос сказали, что всё правильно. «Может, вы квитанцию потеряли, не так посчитали что-то». Обычно я дарёному коню не смотрю, понимаете, но это просто жуть какая-то. Они всё одними и теми же словами излагали, снова и снова, то есть — вот и говори после этого о защитном отрицании?

— Думаете, как-то с Диком связано?

— Возникло вскоре после его… его исчезновения. Я подумала, может, так себе кто-то представляет откуп? Местное 47, какая-то страховка, о которой я не знала. То есть вряд ли можно рассчитывать, что это делается анонимно, так? А тут немой набор цифр в месячной выписке со счёта и какое-то дебильное объяснение, которым банк от меня отмахнулся.

Док записал дату депозита на спичечной картонке и сказал:

— А у вас лишнего снимка Дика не найдётся?

Ещё как нашлось. Она выволокла магазинную коробку из-под бухла, набитую «полароидами»: Дик спит, Дик с младенцем, Дик дербанит, Дик перетягивается, Дик ширяется, Дик под тенистым деревом делает вид, будто весь сжался перед 454-м «большим блоком» от «шева», Дик с Надей на пляже, сидят в пиццерии, играют последним ломтём в перетягивание каната, идут по Голливудскому бульвару, а перед ними зажигается светофор.

— Угощайтесь. Надо было давно выкинуть всё, наверно. Отстраниться, да? двинуться дальше, чёрт, я ж сама всегда эти нотации всем читаю. Но их Амми любит, ей нравится, когда мы вместе смотрим. Я ей про каждый снимок что-нибудь рассказываю, да и ей по-любому хоть что-то понадобится, когда подрастёт, чтоб напоминало. Не думаете?

— Я? — Док вспомнил, что у «полароидов» не бывает негативов, а жизнь оттисков ограничена. Эти снимки, заметил он, уже начали менять цвета и блёкнуть. — Ещё бы, иногда мне хочется каждую минуту запечатлеть. Арендовать, типа, целый склад?

Она посмотрела на него, как соцработник какой-нибудь.

— Ну, так… может, чуть… А вы, типа, с терапевтом никак?

— Она скорее помощник прокурора, наверно.

— Нет, я в смысле… — Надя взяла горсть снимков и сделала вид, что раскладывает в некоем осмысленном порядке — как ремик своей недолгой жизни с Диком. — Даже если не знаете, что у вас есть, — медленно произнесла она немного погодя, — иногда действуйте так, будто знаете. Она это оценит, и вам же самому станет лучше.

Док кивнул и взял первую попавшуюся фотографию: Дик держит тенор, может, где-то на концерте, свет паршивенький, из-за краёв снимка торчат размытые локти, короткие рукава рубашек, гитарные грифы.

— Ничего, если эту?

Не глянув, Надя ответила:

— Валяйте.

В комнату вбежала Аметист, вся взбудораженная:

— А вот и я, — пропела она, — спасаю вам день!

* * *

Несколько позднее Дока прибило к Древесному кварталу, к дому тётки Рит, где он обнаружил своего кузена Скотта Хруста — в гараже, вместе с бандой. Скотт играл в местной группе, известной под названием «Корвэры», пока половина состава не решила влиться в миграцию на север — в те годы все переезжали в Гумбольдт, Вайнленд и Дель-Норте. Скотт, для которого секвойи были биологически чуждым видом, и барабанщик Эльфмонт решили остаться на пляже — они ходили и клеили объявы по всем окрестным школам, пока не собрали себе вот эту новую команду, которую назвали «Пиво». Банда играла в основном чужой материал по барам, и теперь её членам что ни месяц на самом деле почти удавалось платить себе за жильё.

Нынче они репетировали — вернее, сегодня как раз пытались точно выучить ноты к музыкальной теме из телевизионного вестерна «Широкий дол», который недавно начали гонять повторно. Все гаражные стены были в полках, заставленных банками с пурпурными беконными корками — верной наживкой для развращённого прудового окуня, за которым тётка Рит периодически ездила в Мексику и с полным багажником его же возвращалась. Наверняка Док бы утверждать не мог, но ему всегда казалось, что в сумраке эта дрянь светится.

Солист «Пива» Хьюи пел, а ритм-гитара и бас заполняли паузы:

Ши… Ро…

Кий дол!

[Гитарная вставка]

Ши

РОКИЙ Дол! [Та же гитарная связка]

До

Чего, широк, на о, гонек зайдёшь —

Всю ночь, верхом —

И-что-ты в нём найдёшь?

Широкий Дол! Да! Ещё ширше — ши

Рокий Дол! На шару ширка — ши

Рокий Дол! Вширь? шар кати хоть — ши

Ро Кий-Дол!

— Это у меня типа корни, — пояснил Скотт, — мамаша моя терпеть не может Сан-Хоакин, а я вот не знаю, чувак, я как туда ни приеду — играем у «киванисов» в Чаучилле или ещё где, и у меня такое странное чувство, будто раньше я там жил…

— Ты и так там жил, — заметил Док.

— Нет, типа в другой жизни, чувак?

Док предусмотрительно приволок целый карман уже свёрнутых панамских, и вскоре все уже бродили вокруг, пили супермаркетовую газировку из банок и ели домашние печеньки с арахисовым маслом.

— Что-нибудь рокенролльная сорока на хвосте приносила, — поинтересовался Док, — про сёрфового саксофониста по имени Дик Харлинген, он ещё в «Досках» раньше лабал?

— Передознулся что ли который? — уточнил басист Левшак.

— Якобы передознулся, — поправил Скотт, — но ходил странный слух, что он вроде как выжил? его привезли в неотложку где-то в Беверли-Хиллз, но всё тишком, кое-кто говорил, ему забашляли, чтоб и дальше делал вид, будто умер, а он сейчас где-то ходит среди нас замаскированный весь, типа волосы другие и всё такое…

— Зачем так напрягаться? — спросил Док.

— Ну, — подхватил Левшак, — он же не певец смазливый, которого всем цыпам невпадлу завалить, не гитараст невъебенный, от которого весь музон изменится навсегда, он же просто сёрфовый сквозняк, такого заменить легко. — С Диком всё ясно. Касаемо же «Досок», то они в последнее время капусту гребли лопатами, жили все вместе в доме в каньоне Топанга со своей обычной свитой — фанатками, продюсерами, свойственниками, странниками, с таким трудом пришедшими из такого далека, что их взяли в дворню. Смутно намекали, что возродившийся Дик где-то среди них, хотя таких, кто мог бы им быть, никто не признавал. Может, некоторым и казалось, но всё плыло, словно в тумане дури.