Битва за Сирию. От Вавилона до ИГИЛ - Александр Широкорад

Взятие монголами Дамаска явилось для местных христиан сирийско-якобитской или греческой общин настоящим реваншем за шестивековое угнетение. Они организовали на улицах массовые шествия, исполняя псалмы и неся с собой кресты, вынуждая мусульман вставать перед ними. Они осмелились даже “забить в колокола и оросить вином дорогу до самой мечети омейадов”.

Тамплиер из Тира сообщает, что царь Армении Хетум и его зять принц Антиохии Боэмунд VI, после того как оказали содействие монголам во взятии Дамаска, добились от Китабуки упразднения мечети или, вернее, восстановления христианского храма, бывшей византийской церкви, которую мусульмане превратили в мечеть. Мусульмане обратились с жалобой к Китбуке. Но тот, давая свободу своей набожности, посещая церкви и встречаясь с церковнослужителями различных христианских конфессий, никоим образом не отреагировал на просьбы мусульман»[14].

Любопытна история создания знаменитой мечети Омейядов, которая и по сей день украшает Дамаск, — о ней и упоминал армянский историк.

На месте мечети в III веке н. э. римляне воздвигли большой храм Юпитера. В правление императора Феодосия (379–395) храм был частично разрушен, а на его месте воздвигнут собор Св. Иоанна Крестителя. При строительстве собора использовались элементы конструкции и материалы храма Юпитера. В центре собора находилась гробница с головой Иоанна Крестителя.

Халиф Аль-Валиде купил церковь у христиан и немедленно начал разбирать ее. Якобы халиф лично забивал стальные клинья. В 706–715 гг. на месте собора и с использованием его материалов была построена огромная мечеть. При этом гробница с головой Иоанна Крестителя осталась в центре мечети. Мусульмане чтут его как пророка Яхью. Замечу, что еще три головы Иоанна Крестителя (возможно, фрагменты ее) находятся на греческом Афоне, во французском Амьене и в Риме, в церкви папы Сильвестра.

Любопытно, что минарет мечети в ее юго-восточном углу носит имя пророка Исы (то есть Иисуса Христа).

В перспективе Сирия и Палестина должны были стать одним из улусов монгольского хана.

11 августа 1259 г. в Китае умер великий хан Мунке и началась война за престол между его двумя братьями — Хубилаем и Арикбогой. Хулагу, который был четвертым братом, находился в тот момент далеко от Монголии и поэтому не входил в число кандидатов на трон.

Монголы оставили Боэмунду VI большую часть его земель. По их совету он выгнал из Антиохии католического патриарха, подчинявшегося папе, и призвал православного антиохийского патриарха Евфимия.

За союз с монголами папа Александр IV, а затем сменивший его Урбан IV предали князя Боэмунда VI анафеме.

«Китбука, который стал правителем Сирии и Палестины, завоеванных монголами, имел самые благоприятные намерения относительно христиан, не только потому, что сам был несторианцем, но по причине того, что он понимал значимость для двух сторон поддержания франко-монгольского союза.

К сожалению, если принц Антиохии — Триполи — Боэмунд понимал и разделял эту точку зрения, то бароны Акры продолжали видеть в монголах только варваров, которым они предпочли даже мусульман.

Один из этих баронов — граф Жюльен из Садона, напал на монгольский отряд и убил племянника Китбуки. Приведенные в ярость монголы разрушили Садон. Так был положен конец очевидному или молчаливому альянсу между франками и монголами.

Благодаря этому роковому инциденту мусульмане воспряли духом. Несмотря на то, что айюбидский султанат Алепы и Дамаска был в руках монголов, оставалась непокоренной мощная мусульманская держава мамлюков (мамалюков), властителей султаната Египта. Как уже говорилось, мамлюки были наемниками, обычно тюркского происхождения, которые пополняли армию айюбидских султанов Египта. В 1250 г. они свергли эту династию и стали единственными правителями страны.

Мамелюкский султан Кутуз, правивший в то время в Каире (1259–1260), понял, что сложились благоприятные обстоятельства. Хулагу отбыл в Персию с крупной монгольской армией, Китбука, у которого максимум оставалось 20 000 воинов, не имел возможности сохранить завоевания на побережье без альянса с франками. А так как франки порвали отношения с монголами, у мамлюков появилась возможность влиять на события. 26 июля 1260 г. передовые отряды под командованием эмира Бейбарса выступили из Египта в направлении Палестины. Небольшой монгольский отряд под командованием Байдара, оккупировавший Газу, не мог устоять перед численно превосходящим противником.

Франки Акры, вместо того, чтобы помириться с Китбукой, позволили мамлюкам пересечь их территорию и обеспечить себя провиантом и снаряжением у самых стен Акры.

Разрешение на продвижение вдоль Франкского побережья и временного размещения войск, а также обеспечение снабжением, подготовленного франками, явилось серьезным вначале преимуществом мамлюков. Их численное превосходство доделало остальное. Китбука, веря в несокрушимость закаленных в боях Чингизханидских отрядов, мужественно принял вызов. Мамелюки, проведя перегруппировку войск у стен Акры благодаря содействию франков, направились в сторону франкской Галилеи к Журдену. Китбука со своей кавалерией и несколькими отрядами грузин и армян неожиданно возник перед ними.

Битва состоялась в Эн-Джалуде около Зерина 3 сентября 1260 г. Китбука не мог противостоять численно превосходящему противнику, но, проявляя храбрость, спас честь и достоинство Чингизханидского знамени: “Одержимый в своей энергии и храбрости, — пишет Рашид ад-Дин, — он метался справа налево, нанося страшной силы удары. Напрасно отговаривали его отступить. Он отверг эти советы, воскликнув: “Во что бы то ни стало мы должны умереть здесь! Кто-то из воинов предстанет перед ханом и скажет ему, что Китбука презрел бесславное отступление и что пожертвовал жизнью, чтобы исполнить свой долг. Вовсе нет необходимости, чтобы потеря части монгольской армии причинила хану столько печали. Пусть он просто считает, что в течение года жены солдат не забеременели от своих мужей, что не пополнились жеребятами конюшни хана. Благодатной жизни хану!”

“Несмотря на то, что он остался в меньшинстве, — писал Рашид ад-Дин, — Китбука героически сражался с тысячами врагов, но, в конце концов, когда его лошадь была убита, он попал в плен”. Ему связали руки, привели к Кутузу, который обошелся оскорбительно с поверженным завоевателем: “Свергнувший столько династий, ты сам наконец попался в ловушку!” Ответ монгольского несторианца явился достойным славе Чингизханидской династии: “Если я умру от твоих рук, я утверждаю, что это воля господня, а не твоя. Не упивайся так быстротечным успехом. Как только молва о моей смерти дойдет до ушей Хулагу-хана, его гнев взбурлит, подобно бушующему морю. Начиная от Азербайджана до самых врат Египта все будет растоптано под копытами монгольской конницы!” Испуская предсмертные крики от имени верных и преданных монголов, Чингизханидских законов и величия, он нанес оскорбления мамлюкским султанам, этим правителям по случаю, для которых убийство своих предшественников является обычным путем к достижению власти: “С тех пор, как я существую, я раб хана; и в отличие от вас я не убийца своего хозяина!” — как только он произнес эти слова, ему отрубили голову.