Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - Михаил Погодин

В Белостоке сошлись (наши) армии, и начальствующие ими, не будучи приятелями прежде, встретились совершенными злодеями.

Наполеон занял Варшаву.

В сие время прибыл к командованию обеими армиями генерал-фельдмаршал граф Каменский. Опытный начальник при первом взгляде увидел, сколько опасно положение войск наших, рассыпанных на большом пространстве. Он приказал поспешнее собрать войска. Близость неприятеля не допускала сделать того иначе, как отступивши некоторое расстояние.

Армия наша начала сосредоточиваться отступая… не могли, однако же, некоторые части войск избежать неравной борьбы с неприятелем… При местечке Лопачин атакован был превосходными силами генерал-майор граф Пален (Петр Петрович). Он шел на сборное место дивизии и от оного находился не более 1 мили с половиной. Столько не безопасны были сообщения между войск наших. Граф Пален имел к отступлению кратчайшую дорогу на местечко Голымин и ту выгоду, что лесистые места препятствовали неприятелю действовать многими силами, а сверх того в Голымине он мог найти наши войска. Но должно отдать справедливость благоразумной предусмотрительности его, что, невзирая на большие гораздо трудности, он взял направление на отряд генерал-майора Чаплица, расположенный у местечка Цеханов, который плаче был бы отрезан и впоследствии мог быть уничтожен. При сем отряде находился я с тремя ротами артиллерии и легко мог видеть, что направление его на Цеханов не приносило никакой пользы, но было следствием одного неблагоразумного распоряжения графа Буксгевдена. Фельдмаршал, узнав о том и сделав строгое замечание за нелепое раздробление сил, приказал отряду немедленно возвратиться, но уже мы были на месте и, утомленные грязною чрезвычайно дорогой, не могли тотчас выступить обратно. По счастию, генерал граф Пален искусным сопротивлением продлил сражение и не прежде присоединился к отряду генерала Чаплица, как уже поздно вечером, и потому неприятель не мог воспрепятствовать нам соединиться с войсками при местечке Голымине. Когда на другой день возвращались мы к оному, неприятель проходил по той прямой дороге, о которой сказал я выше, но мы одним часом времени его предупредили.

Прибыв в Голымин 14 декабря, нашли мы 7-ю дивизию генерал-лейтенанта Дохтурова, 5-ю генерал-лейтенанта Тучкова, 1-ю и часть 4-й дивизии генерал-лейтенанта князя Болицына из армии генерала Беннигсена.

Неприятель начал перестрелку. Войска его были в малых силах и по большой части состояли из кавалерии под начальством принца Мюрата. Ужасное превосходство было на нашей стороне, и если топкие места покоряли нас не самому выгодному устроению войск, которые расположились на двух дорогах, почти под прямым углом сходящихся, то неприятель менее имел удобности, занимая средину, лесом и мелким кустарником покрытую. Против восьми его пушек мы имели до восьмидесяти орудий, вся 5-я дивизия нашлась излишнею по тесноте местоположения и составляла резерв, тогда как неприятель не имел других стрелков, кроме спешенных конных егерей. Совершенно от нас зависело уничтожить принца Мюрата, но мы довольствовались пустою перестрелкой, и Мюрат был атакующим. В течение непродолжительного времени пришла сильная неприятельская кавалерия, но число артиллерии его не увеличилось, ибо она по причине болотистых мест и дорог, в то время года непроходимых, не могла следовать равною с нею скоростью. Та же самая причина препятствовала пехоте, и она прибыла в весьма незначительном количестве.

По старшинству, думать надобно, командовал с нашей стороны генерал Дохтуров, но справедливее сказать, не командовал никто, ибо, когда послал я бригадного адъютанта за приказанием, он, отыскивая начальника и переходя от одного к другому, не более получаса времени, был по крайней мере у пяти генералов и ничего не успел испросить в разрешение. Между тем неприятель сделался предприимчивее и непонятным образом успел обойти левое наше крыло, что не иначе могло произойти, как от нашей оплошности, но избыток сил вскоре восстановил порядок. Должно отдать справедливую похвалу храбрости генерал-майора князя Щербатова: когда полк его, Костромской мушкетерский, расстроен будучи большою потерею, должен был уступить удачной атаке неприятеля, он взял знамя, бросился вперед, и неприятель обратился в бегство. К вечеру стали очевидно уменьшаться войска наши и заметны были многие в линиях интервалы. Легко было понять, что не таков должен быть порядок при отступлении и что войска отходили, конечно, не по приказанию, но по произволу. Долго не смел я отступить без приказания; согласил я подполковника князя Жевахова с двумя эскадронами Павлоградского гусарского полка идти, и мы отправились в ту сторону, где видно было более отступающих. Пройдя местечко Голымин, взял я направление на местечко Маков. Правый фланг войск наших, состоявших из отряда генерал-майора Чапдица, видя, что левый фланг отступил, и никак не ожидая, чтобы местечко Голымин, занимавшее центр нашей позиции, могло быть оставлено нами прежде, нежели пройдут последние войска, беспечно подошел к нему, но у самого местечка встречен был картечными выстрелами. Внезапный сей случай привел в замешательство Екатеринославский и Владимирский мушкетерский полки, темнота способствовала беспорядку, и два орудия достались в добычу неприятелю.

Таким образом кончилось сражение, имевшее для нас одну ту пользу, что мы развлекли силы неприятеля и собою заняли некоторую часть оных. Но простителен ли подобный расчет, когда употреблены на то средства в три раза более тех? Что бы с таковыми сделал Наполеон?

В 5 верстах от Голымина, в селении Ключницы, нашел я в господском доме несколько генералов, и, конечно, они не вместе с нами приехали, ибо застал уже их спящих, а на полу остатки кушанья свидетельствовали, что сон не происходил от голода.

В отступлении от Голымина, не будучи преследуемы, ниже почти наблюдаемы неприятелем, оставили мы около сорока пушек большею частью батарейной артиллерии, единственно по причине крайнего изнурения лошадей и дорог, непроходимых от чрезвычайной грязи. Той же участи должна была подпасть и моя рота, но, захватив брошенных выпряденных лошадей от других рот, я избавился стыда лишиться орудия без выстрела.

В тот же самый день, как при Голымине, произошло в Пултуске главное сражение… Генерал Беннигсен, не поколебав твердости своей и самым отчаянным положением возбуждаемый, прибегнув к последним средствам и резерву, состоявшему из двух пехотных полков, приказал ударить в штыки. Начальнику полков истолковано было, что от сего последнего усилия зависит спасение прочих войск, и полки бросились стремительно. Неприятель отступил, не устояв против штыков. Войска его, потеряв взаимную связь и не довольно будучи сильными остановить успехи на сем пункте, и сами (потеряли?) в скором удалении средства спасти от поражение разорванные части, и мгновенно часть лучшей позиции неприятеля была в руках наших. Клонившийся к самому вечеру день не допустил Наполеона поправить неудачу, ибо необходимо было некоторое время для приведения в порядок распуганных войск, прежде нежели приступить к какому-либо предприятию. Итак, твердость генерала Беннигсена самое опасное положение обратила в победу совершенную. Отразить превосходные силы под личным Наполеона предводительством есть подвиг великий, но преодолеть их и обратить в бегство есть слава, которую доселе никто не стяжал из его противников.