От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы - Абрам Рейтблат

Как видим, стремясь предложить разнообразный материал для чтения, журнал как бы «втягивает» под свою обложку целую библиотеку, очень продуманно и четко организованную. Следует, однако, отметить, что при всей универсальности содержания журнала основное внимание в нем уделялось политическим событиям либо событиям из других сфер социальной жизни, рассматриваемым под «политическим» углом зрения. Поэтому ведущее место в нем принадлежало социально ориентированной (касающейся актуальных проблем) художественной литературе и публицистике (обзор внешней и внутренней жизни, фельетон и т.п.).

Журнал был не местом публикации различных произведений (как это нередко было раньше), а трибуной единомышленников, и поэтому большое внимание уделялось в нем единству и цельности. В. Шкловский справедливо отмечал, что «журнал может существовать как своеобразная литературная форма. Он должен держаться не только интересом отдельных частей, а интересом их связи»91.

Н.К. Михайловский, активно участвовавший в русской пореформенной журналистике, признавал, что «журнал, а потом и газета определяли собою нередко и форму, и содержание произведений даже выдающихся талантов, в журналах и газетах группировались большие и малые силы для общего дела; журналы и газеты клали или старались класть свои штемпеля на произведения даже таких писателей, которые стояли, по-видимому, вне всяких отношений к “возникновению, падению и взаимным отношениям различных органов печати” (цитата из “Истории новейшей русской литературы” А.М. Скабичевского. – А. Р.), на журнальную или собственно редакторскую работу тратилась значительная часть сил выдающихся писателей»92.

По сути дела, собирая произведения различных авторов и компонуя их определенным образом, редакция создавала новый текст, определяемый конструкцией журнала. Для достижения этой цели у нее были две основные возможности – работа с людьми и работа с текстами.

Во-первых, редакция могла подобрать близких по убеждениям авторов, наладить с ними постоянные отношения, предусматривающие их работу в духе данного издания, и в ряде случаев даже заказ им необходимых произведений. Например, в некрасовском «Современнике», где обычно практиковались подобные формы работы, по воспоминаниям Г.З. Елисеева, «набирались подходящие к направлению журнала сотрудники, им представлялось писать в каждый данный момент, что им бог на душу положит. Никто не следил ни за мыслями, ни за фразами. Иногда казалось, что точно редакторы не читают никаких статей в своем журнале, а между тем само собой выходило все ладно. Почему? Да потому, что в журнале-то главным образом и нужно, чтобы все говорили в одно. Не только удачные фразы, но и неудачные, то есть слабые, целые статьи, если только они бьют в одну цель, в общем нисколько не вредят делу»93. Конечно, Г.З. Елисеев несколько идеализирует редакционную ситуацию в «Современнике», и, как известно из других мемуарных источников, там также допускалось редакционное вмешательство в текст, однако, и в этом Елисеев прав, явление это носило эпизодический характер.

Редакция могла, во-вторых, проводить отбор среди поступающих (в том числе и в «самотеке») произведений, в случае необходимости перерабатывать их (сокращать, исправлять, переписывать фрагменты и т.д.), сопровождать предисловиями и примечаниями и, что очень важно, соответствующим образом компоновать различные тексты в структуре номера, стремясь к его цельности и внутренней уравновешенности. Хорошим примером подобной практики можно считать редакторскую деятельность Г.Е. Благосветлова. Двадцать лет редактируя «Русское слово» («журнал начинающих писателей для начинающих читателей», по определению Н.В. Шелгунова) и продолживший его журнал «Дело», он часто изменял структуру статей и характер их изложения, делал в них вставки, не только переставляя акценты, но и меняя стиль изложения. Никак не выделяясь в качестве самостоятельного автора (время от времени он выступал с публицистическими статьями), он тем не менее накладывал на все материалы номера печать своей личности и своих убеждений и добивался в итоге живости и цельности журнала. Если учесть, что Благосветлов был наделен умением подбирать (и воспитывать в соответствующем духе) сотрудников журнала (привлек к работе Д.И. Писарева, В.А. Зайцева, П.Н. Ткачева, Н.В. Шелгунова и др.), то нельзя не согласиться с тем, что это был незаурядный редактор, умевший использовать все возможности для обеспечения однородности и целенаправленности журнала.

Каждый журнал обычно представлял более или менее определенное идеологическое направление. Любопытно, что, несмотря на увеличение числа читателей в стране и быстрый рост числа газет, иллюстрированных и специальных журналов, число толстых универсальных ежемесячников в пореформенный период оставалось стабильным – на уровне 8—10 названий в год. По-видимому, этого количества хватало для того, чтобы охватить все основные позиции в рамках социально-политического спектра. Журналы, пытавшиеся существовать «вне направлений», обычно оказывались недолговечными и исчезали из-за малочисленности подписчиков.

Характерной чертой существования журналов с начала 1860-х гг. являлась постоянная (и временами – ожесточенная) полемика их между собой. Хотя нередко предлогом для споров служили эстетические или бытовые вопросы, но чаще всего за этим скрывалась не столько литературная, сколько социально-политическая борьба.

Поскольку в этот период каждый журнал освещал события и явления со своей точки зрения, «строил» свой «образ мира», то читатели нередко обращались только к одному-двум близким по характеру изданиям, игнорируя все прочие, причем дифференциация журналов постепенно усиливалась. В середине 1870-х гг. Н.Н. Страхов отмечал, что «в обществе и в кругу самих писателей образовались отделы, которые друг друга не понимают, питаются беспрерывным повторением мыслей своего особого направления и обыкновенно друг друга терпеть не могут . Почти у всех (журналов. – А. Р.) главная масса подписчиков, ядро читателей состоит из приверженцев. Для них-то и работает журнал, им угождает, им он и нравится; люди же свободные от пристрастия к журналу обыкновенно не находят в нем ничего хорошего. Для своих журнал имеет авторитет, блистает капитальными произведениями; для чужих его мнения лишены всякой тени авторитета, и имена сотрудников почти не различаются одно от другого»94. Для иллюстрации факта обособленности журнальных аудиторий сошлемся еще на Я.П. Полонского, который писал знакомому в начале 1890-х гг.: «Я никого не знаю, кто бы выписывал “Вестник Европы”, – у него есть своя особенная серия читателей и почитателей»95.

Поскольку журналы различались по своим идеологическим платформам, то факт подписки на то или иное издание (рядовые читатели подписывались обычно лишь на одно) означал принятие того, а не иного «образа мира». Сразу на несколько изданий подписывались только литераторы или состоятельные и высококультурные люди. Так, например, семья придворного архитектора А.И. Штакеншнейдера, содержавшая литературный салон, выписывала в конце 1850-х гг. сразу пять толстых ежемесячников («Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Русский вестник» и «Русская беседа»)96. Наиболее распространены были в читательской среде издания радикального направления: «Современник» (закрыт в 1866 г.) и наследовавшие ему «Отечественные записки» (под редакцией Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина, 1866—1884), а также «Русское слово» (1859—1866) и «Дело» (1866—1888). Популярны были также (особенно после закрытия «Отечественных записок» и «удушения» «Дела») либеральные журналы «Вестник Европы» (1866—1918) и «Русская мысль» (1880—1918), народническое «Русское богатство» (1879—1918). В консервативных кругах высоким авторитетом пользовался «Русский вестник» (1856—1906)97. В 1880—1890-х гг., когда выдержанность направлений журналов несколько ослабла (одни и те же литераторы печатались, например, в либеральных и консервативных органах), довольно долго существовали также такие издания, как «Наблюдатель» (1882—1904), где либеральный налет сочетался с яростным антисемитизмом, и чисто коммерческие «Колосья» (1884—1893), печатавшие третьесортную беллетристику. Другие журналы (а их было довольно много) обычно закрывались через несколько лет (по финансовым причинам или из-за правительственного запрета).