Хранящая огонь - Властелина Богатова

Лавья не спала. Наблюдая за взметнувшейся соседкой, валганка презрительно скривилась, вынужденная терпеть её, отвернулась, ложась на другой бок, укрывшись чуть ли не с головой. Мирина сглотнула, закутавшись плотнее в плащ, откинула полог и прищурилась от брызнувших в лицо холодных капель и свежего мокрого воздуха, напитанного запахом сырой земли и острым ароматом влажной древесины. Уже было утро — выходит, проспала всю ночь. Гридень, что сидел на передке телеги, повернулся, подмигнув высунувшейся из-под кошмы девушке. Мирина смущённо улыбнулась, оглядела воинов, что под стеной дождя, снося гнёт непогоды, медленно шествовали по стремительно расхлябывающейся ливнем дороге. Беглянка попыталась выискать взглядом княжичей, но дальше, чем на сажень, ничего и не разглядеть — дождь будто из ведра хлынул, припустился ещё сильнее, поглощая водяным туманом всё вокруг. Разочарованно выдохнув, Мирина нырнула обратно. Но как ни ждала, а вереница так и не остановилась, чтобы переждать ненастье. Да и где, когда кругом равнина и не то, что леска какого, а и деревца не сыщешь. По заросшей дороге колёса не увязали в трясинах, катились так же ровно, и, несмотря на испортившуюся погоду, с каждым шагом вперёд всё дальше оставались валганы. Мирина улеглась обратно, подтянув колени к себе, слушая вливающийся в уши беспрерывный грохот и шуршание дождя, улавливая обрывающиеся потоком дождя голоса мужчин, среди которых она искала только один. И зачем?

Ливень стих так же быстро, как и начался, только поднимался с набухшей от влаги земли холод, что забирался в их нагретое дыханием укрытие, и даже под плащ тёплый протискивался за ворот, прокатывался дрожью по спине к пояснице, и становилось вдруг зябко. Всё отчётливей просачивался разговор воинов, те обсуждали, какой дорогой теперь идти. К вечеру уже и к лесу подступят, и если там ливень такой прошёл, то дорогами накатанными не пройти. Потому порешили в обход.

Не успели проехать и несколько саженей, как вдруг стало светлее, просочились солнечные лучи прозрачными тонкими паутинками через щели навеса. Больше не в силах сидеть в темнице, Мирина вынырнула из укрытия. Уж слишком долго она пробыла в заточении, хотелось любоваться вымытым дождём небом, зеленеющим лугом да подставлять лучам солнца лицо. И никто её больше не потревожит. Оставив Лавью — та только зябко куталась в платок шерстяной и всё так же глядела исподлобья — княжна подсела на лавку к возничему. Щуря глаза на ослепительное, обильно льющее на землю свет коло, Мирина вдруг столкнулась с изучающим взглядом Арьяна. Княжна, и не заметила, как он оказался рядом с повозкой. Намокшие волосы падали на лоб, оттеняли его и без того бездонные глаза, делая их ещё более завораживающими, но от чего-то тяжесть легла на душу, и всё от той их первой встречи. Она отвернулась первая, уставившись на дорогу, смотря поверх вёртких ушей лошади, слушала, как бьются глухо копыта о землю, поднимая клочья травы вместе с комьями земли. Дорога терялась за перекатами взгорков. Весь путь Мирина ожидала увидеть при очередном подъёме зелёную стену леса, но она всё не появлялся. Степям, казалось, конца и края не будет.

Отряд остановился только к обеду, выбрав обветренный высокий холм. Остановились лишь для того, чтобы скинуть вымокшие плащи, переодеться в сухое и наскоро перекусить, а после вновь поднялись споро в сёдла да незамедлительно отправились в путь. Постепенно за день пути Мирина запомнила имена гридней, которые ненароком да заговаривали с ней о пустяках. Вот только братья, будто сговорившись, больше не обмолвились с ней ни словечком, да и что тут скажешь, коли всё уже понятно. Только заострились черты старшего княжича, будто думал он о чём-то тяжёлом, и от того казался отстранённым, в то время как гридни после проливного дождя, напротив, подбодрились духом, всё шумели, смеялись, шутили.

Мирина с каждой верстой, хоть и до дома было ещё далеко, а всё более ощущала родные края, и в душе разливались трепет и волнение. Как истосковалась по дому, по уютных солнечным тропикам в зарослях сосновых, по которым она прогуливалась чаще в одиночестве, по саду, который был настолько велик, что не обойти его и за день. Часто она уходила вглубь, пела песни и плела венки, срывая по пути стебли колокольчика, повитель вьюнков, вешала на сучья берёз и яблонь и мечтала о девичьих глупостях. Тогда и в самом деле мысли её были ясные, чистые, ничем не обременённые. Куда подевалась эта беспечность да девичья нежность? Просыпалась белым пеплом сгоревших крыльев, которые порой возносили её так высоко, что всё остальное казалось далёким, и только личная судьба волновала её. Больно пришлось падать и быстро взрослеть, и прежней лёгкости теперь не будет никогда, да и всего остального…

За раздумьями разными пролетел день. Небо, чистое от туч, стало низким, а тени — длиннее и глубже. Просторная степь вскоре начала обрастать кустарниками, стали попадаться дикие раскидистые яблони, белые стволы берёз, да вывернутые из земли мокрые от сырости корни. И наконец, перед путниками угрожающе вздыбился темнеющий в сумерках лес. Повеяло с него прелостью и влажным мхом. Слышала Мирина, что в Ряжеских лесах много люда сгинуло. В недрах его замшелые озёра чёрные разливаются, которые люди стороной обходят, толкуют, что места те гиблые. Оно и поверилось в то, когда Мирина собственными глазами увидела неприветливую чернеющую гущу, даже мороз по спине продрал — не по себе сделалось, и хоть окружают мужи, а казалось, озёра эти где-то рядом лежат.

Отряд неуклонно следовал намеченному пути, бесстрашно — они-то не раз следовали по тропам этим, им остерегаться нечего, по крайней мере, сейчас не лес им был врагом. А с лесом нужно дружить, приспосабливаться, просить, разговаривать. Если лес объявить врагом, то он непременно победит.

Оказалось, и здесь прошёл ливень, и от влаги лошадей облепила тучей мошка. Мирина поначалу вслушивалась в звуки: как звенят у самых ушей комары, как глухо шуршит хвоя, как падают на землю старые сосновые шишки, как капает вода с листьев на мшистую землю. Лавья, которой, видно, надоело сидеть волчицей в укрытии, тоже вылезла, да только зря, комары зудели и кусали больно, девка враз покрылась красными от укусов пятнами, она-то непривычная к чащам. Из упрямства всё равно осталась сидеть на месте, во все глаза рассматривала дебри, бледнея.

— Надо на постой вставать, костры разводить, иначе живьём сожрут, — обернулся на княжичей самый старший из всех, воевода Радьяр.

Арьян пролетел мимо повозки, пуская лошадь вперёд, в самое начало, и вскоре весь отряд отклонился от заросшей багульником и ольхой тропы, телега покатилась по склону меж вытянутых застарелых сосен и снова поднялась на взгорок, похожий на островок, остановилась под разлапистым еловым пологом.

— Тррр, — натянул поводья Остромысл.

Мирина чуть ткнулась вперёд, благо задержалась о плечо мужчины, иначе от резкой остановки кувырнулось бы вперёд. Тот весело хохотнул, бросая вожжи на круп лошади, спрыгнул наземь, разминая плечи от долгого сидения. Следом примкнулась и другая телега, на ней ехали Мечеслав вместе с Митко, парень всю шею изодрал от злых укусов мошки. И нужно бы мазью намазаться, да только ныне у Мирины её не сыщешь. Как и собственной ложки, и ножа, и даже гребня, чтобы расчесать спутанные волосы.