Дело пропавшей балерины - Александр Красовицкий

Тарас Адамович пожал плечами.

— Но вы не предлагали мне работу следователя. Вы просили о помощи. Я же предлагаю вам работу, значит, должен платить. В конце концов, Мира, я буду отбирать ваше время, которое вы могли бы потратить на частные уроки.

Девушка опустила глаза.

— Я сейчас не в том положении, чтобы отказываться от такого предложения. Оно весьма щедрое, — тихо молвила она.

— Обычная процедура обмена времени на деньги. Поверьте, за время никогда не доплачивают. Но вы еще слишком юны, чтобы понять это.

Он отставил чашку и поднялся.

— Если мы утрясли все формальности, я познакомлю вас с Эстер. Оставлю вас на полчасика: привыкнуть друг к дружке — этого времени мне хватит, чтобы решить вопрос с драконом мосье Лефевра.

— С… драконом?

— Не обращайте внимания, я о шахматной партии: мой партнер собрался напугать меня сицилианской защитой, — он махнул рукой. — Не обращайте внимания…

Мира медленно поднялась, сжимая в руках сумочку.

— Вы хотели познакомить меня с… Эстер.

— Ах, да, — хозяин открыл перед гостьей дверь, пропуская ее вперед. Она медленно прошла мимо него и переступила порог дома.

Он повел Миру вглубь дома, в комнату в самом его сердце. Не исключено, что и весь дом строился вокруг нее. Письменный стол, большой шкаф-картотека, стул — первое, что бросилось в глаза Мире, когда она остановилась на пороге и оглянулась. Послеполуденное солнце едва касалось Эстер пальцами-лучами. Так они познакомились.

Возможно, ему и вправду нужно было взять девушку с собой — Тарас Адамович был не слишком частым посетителем театров. Кажется, ни разу — по собственному желанию, всегда по делам службы. С одной стороны, без сопроводителя, придется самостоятельно искать нужных людей, спрашивать об элементарных вещах. С другой — люди более откровенны с новичками. И какой-никакой сопроводитель у него все же был. Олег Щербак ожидал его у черного хода, заприметив бывшего следователя, он улыбнулся, откинул прядь волос со лба и шагнул ему навстречу.

— Рад приветствовать вас, Тарас Адамович, — молвил художник.

— Я вас тоже, господин Щербак.

— А барышня Томашевич?

— Не смогла прийти. Лекции… — следователь развел руками.

Щербак сощурился.

— Что ж, в таком случае можем идти. Покажу вам настоящий театр. Уверен, с этой стороны вы его еще не видели.

— Должен вас разочаровать: я не очень-то видел театр с любой стороны, — улыбнулся следователь.

— Тогда мне сложно будет вас удивить, но я попытаюсь, — многообещающе подмигнул ему Щербак.

Они прошли по длинным извилистым коридорам, мимо лестницы. Театр был таким, каким его помнил Тарас Адамович, — с лепниной на стенах и колоннах, большими зеркалами и коврами. В зале проходила репетиция.

Тарасу Адамовичу странно было видеть пустой партер, он привык к аншлагам в Киевской опере. После убийства, которое помнили эти стены и вряд ли забудут киевляне, он был здесь впервые. Первого сентября 1911 года в этом зале, встав у оркестровой ямы, Дмитрий Богров выстрелил в Петра Столыпина.

Бывший выпускник самой престижной в городе Первой гимназии, потомок известной еврейской семьи, сын влиятельного присяжного поверенного и богатого домовладельца пронес в театр оружие и дважды выстрелил в премьер-министра империи, который сопровождал императора Николая ІІ, прибывшего с визитом в Киев. Позднее говорили, что Столыпин предвидел свою насильственную смерть — в завещании указал, чтобы его похоронили там, где погибнет.

По слухам, одиозный Распутин, сопровождавший императрицу, когда она проезжала по улицам города, находился в квартире своего киевского знакомого и из окна наблюдал, как императорскую свиту приветствовали киевляне. Когда вслед за каретой Николая ІІ тронулся экипаж Столыпина, Распутин весь затрясся и воскликнул: «Смерть за ним следует, за вторым экипажем — смерть».

Антракт — особенная часть театральной жизни. В это время происходят знакомства и обсуждения представления, кражи и важные разговоры. Антракт — особенное время для следователя сыскной части: суматоха и болтовня, обрывки фраз, подозрительные субъекты. Богров прошел мимо охраны без проверки и дважды выстрелил из браунинга, прежде чем его задержали. Вторая пуля срикошетила от орденского креста Св. Владимира на груди Столыпина и, пробив живот, задела печень. Министр скончался через пять дней в клинике Маковского.

Богрова повесили 12 сентября в Лысогорском форте. Поскольку в Киеве не было должности палача, полиция вынуждена была искать добровольца для приведения в исполнение смертного приговора среди заключенных Лукьяновской тюрьмы. К виселице Богров подошел в той же одежде, что была на нем в театре. Даже сострил перед смертью, мол, его коллеги-адвокаты могут ему позавидовать: он десять дней не вылезал из фрака.

Тарас Адамович закрыл глаза. Театры. Ох, эти театры. Не удивительно, что здесь исчезают балерины. Как там говорил его нынешний сопроводитель — знак судьбы? Возможно, знаком судьбы было то, что первое здание театра полностью сгорело. Может быть, не стоило сооружать новое на том же месте. Кто знает.

Он не заметил, как балерины на сцене остановились. Репетиция закончилась?

— Небольшой перерыв, — объяснил Щербак. — Можем поймать здесь двух-трех сплетниц. С остальными поговорим потом.

Ему действительно удалось поймать нескольких девушек у оркестровой ямы и провести их в полутемный угол, где в конце партера сидел Тарас Адамович, погруженный в свои мысли.

Первая девушка — высокая блондинка в трико. Манерная, но разве не все балерины такие? Или это стереотипы? Назвалась Барбарой, Щербак обращался к ней не так официально — Бася. Еще одна полька? Все киевские балерины — польки?

— Вы из полиции? — спросила с вызовом.

— Нет.

— Но вы разыскиваете Томашевич. Олег сказал.

— Да. Как частное лицо.

— Тогда я не обязана говорить с вами, — поднялась она.

Щербак обиженно протянул:

— Ба-а-а-сь…

— Не обязана, — повторила девушка.

Тарас Адамович спокойно кивнул и, повернувшись к стоявшей рядом хрупкой застенчивой брюнетке в легенькой тунике поверх трико, спросил:

— Могу ли я узнать ваше имя?

Блондинка Бася сощурила колючие глаза и снова сказала:

— Мы не обязаны говорить с господином…

— Тарасом Адамовичем Галушко, — сказал, чуть наклонив голову, бывший следователь. — А вы?.. — осторожно заглянул в лицо брюнетки.

— Яся, — прошептала она. И молвила смелее: — Ярослава.