Любовь, похожая на смерть - Андрей Троицкий

Тот странный мужчина был среднего роста, чернявый, одет то ли в куртку, то ли в пиджак. Как утверждает один из парней, самый глазастый, нос у мужика длинный, с горбинкой. Похоже, именно этот человек был ранен в подворотне. Капитан Сыч направил запросы во все близлежащие больницы, медицинские пункты и два дома отдыха. И получил ответы: человек с огнестрельным или ножевым ранением бедра за помощью в течение последней недели не обращался.

Лейтенант Сыч придвинул ближе вторую тетрадку.

– Вот что нам осталось на сегодня. Не так уж много.

Он перевернул листок, показав Девяткину список жильцов, которых не удалось опросить в предыдущие два дня. Над этим списком Сыч трудился весь вчерашний вечер, сверяя свои записи с данными домовых книг, в которых значились все жители района.

– Да, всего в твоем списке двенадцать душ, – кивнул Девяткин. – Только вряд ли найдем хоть одного свидетеля.

– Это почему же?

– Из двух ближних домов мы опросили всех жильцов, – ответил Девяткин. – Что в остатке? Смотри. Все неопрошенные граждане из твоей тетради – жильцы домов тринадцать, пятнадцать и семнадцать. А ближайший из этих домов примерно в двухстах пятидесяти метрах от места происшествия. Может, эти люди что и слышали той ночью – выстрелы и все такое… Но видеть уж точно ничего не могли.

– Есть одна зацепка, – возразил Сыч. – Вчера мои парни опрашивали одну старуху из пятнадцатого дома. Она рассказала, будто ее сосед, некий Петр Афонин, той ночью вернулся в аккурат в час тридцать. Весь мокрый, бледный как полотно, в руках ведро с семечками. Не поел, не обсох. Нырнул в свою комнату и свет вырубил.

– Что за персонаж?

– Сорок с гаком. Разведен. Дважды судим: за воровство и за то, что на рынке избил доской женщину. Доска заменяла Афонину прилавок. Женщина, получившая травму, теперь страдает провалами памяти и заговаривается. На следствии показал, что та покупательница якобы украла горсть семечек из мешка. Первый наш визит – к нему.

– Согласен, – кивнул Девяткин.

* * *

Афонин слушал радио и мысленно прикидывал, каков размер убытков, понесенных из-за того досадного недоразумения. Когда среди ночи он увидел, как натурально убивают ментов.

То был самый обычный серый день, каких в году без самой малости триста шестьдесят пять. На рынке клиент шел плохо, да и семечки из старого запаса оказались совсем паршивыми, мелкими и грязными. Под конец дня Афонин стал волноваться, выручит ли он сегодня хотя бы на бутылку и закуску. Когда рынок закрылся, он пересчитал деньги. Тяжело вздохнув, взял синее эмалированное ведро, в котором осталось половина семечек, и пошел в сторону станции.

Усталый и раздраженный, он завернул в пивную, взял двести водки, кружку пива и двойную порцию пельменей. Жратва оказалась несъедобной, вроде тех семечек, что он толкал на рынке. Кажется, пельмени сделали из мяса дохлой собаки и черного перца, перешибавшего запах падали. Но под водку и такая закуска пойдет. Утолив голод, Афонин задремал в углу. И проснулся, когда за окном было темно и сыро, а здешняя уборщица тетя Паша, неопределенных лет женщина, иссохшая без мужниной ласки, толкала его в плечо. Мол, просыпайся.

Он вышел под дождь, проверил, плотно ли сидит на ведре крышка, а то, не ровен час, семечки промокнут. Тогда хоть выбрасывай. И направился в ближний магазин в надежде купить домой бутылку водки и пару банок кильки, но все ближние к станции магазины оказались уже закрыты. Часов на руке не было – они сломались в прошлом месяце, а новые купить все недосуг. Он блуждал по улицам, стараясь понять, который сейчас час. По всему выходило, что уже за полночь. Потеряв надежду разжиться водкой, Афонин повернул к дому и еще четверть часа плутал в лабиринте темных переулков.

Неподалеку от дома на противоположной освещенной стороне улицы он заметил женскую фигурку в плаще. Точнее, обратил внимание на ярко-красный зонт, что баба держала в руках. В ту минуту Афонин, будто почуяв близкую неосознанную опасность, остановился. И тут увидел человека, который быстрым шагом нагонял женщину. Афонин замер, тихо поставил на мокрый асфальт свое ведро, сел на него. Теперь он был защищен от чужих взглядов передком какой-то темной машины.

Со своего места он отчетливо видел, как мужчина нагнал ту бабу, схватив за рукав, развернул лицом к себе. Женщина вскрикнула, но крик тут же оборвался: мужик с разворота дважды ударил ее кулаком в лицо. И, широко размахнувшись, снова ударил. Женщина выпустила из руки зонт. Оседая на асфальт, повернулась к незнакомцу вполоборота. Тогда мужик сбоку долбанул свою жертву по затылку каким-то продолговатым предметом. Это был сильный прицельный удар, который не выдержит хрупкая затылочная кость.

Афонин хотел, бросив ведро и семечки, бежать без оглядки, в ночь, в темноту, куда ноги унесут. Но ума хватило понять: этим бегством он себе хуже сделает. Вжав голову в плечи, будто сам боялся получить удар по затылку, он согнулся на своем ведре. Легкое опьянение уходило, а вместо него начинался жестокий озноб, когда помимо воли трясутся руки, ноги, шея и даже нижняя челюсть. Точно зная, что с другой стороны улицы его не видно, Афонин продолжал сидеть, не двигаясь.

– Господи, – шептал он синими от холода губами. – Господи, спаси и сохрани.

На минуту показалось, что все кончилось. Но в темноте на залитой дождем улице происходила какая-то непонятная возня. Куда-то пропал тот мужчина в черном плаще, напавший на женщину. Вот где-то рядом, на другой стороне, тихо заработал автомобильный двигатель, машина задом сдала к арке. Но вдруг остановилась. Погасли фары, а за ними – габаритные огни.

И вдруг возле тела женщины, лежавшей у подворотни, появился какой-то хрен собачий. Из одежды на нем – заляпанная краской куртка, вытянутые на коленях штаны. Судя по виду, строитель. Этого работягу видел человек, напавший на женщину и теперь сидевший в машине. Строитель схватил дамскую сумочку, сунул ее за пазуху. Наклонившись, взял на руки женщину, поднял и понес ее в темноту арки, где, видимо, было сухое место. Несколько минут ничего не происходило. Машина с выключенными фарами стояла на том же месте, лил дождь и светил одинокий фонарь на столбе. Тот работяга с женщиной исчез в арке. Афонин ждал подходящего момента, чтобы улизнуть, но человек в машине мог заметить движение. Оставалось набраться терпения и помолиться.

– Господи, – повторял Афонин. – В бога душу твою мать…

Казалось, самое страшное позади. Но тут послышался шум мотора уже другой машины – милицейских «Жигулей» с белой полосой на кузове. Машина проехала арку, неожиданно дала задний ход, остановилась. Афонин скорее угадал, чем увидел, что менты где-то рядом. И тут же услышал: «Стоять! Ни с места!» Началось какое-то движение. Послышался голос того работяги, баритон с густым кавказским акцентом: «Это вы мене… Это для мене… Это мне?» Мент что-то крикнул. Раздался пистолетный выстрел. Но острый взгляд Афонина был направлен на машину, где затаился человек, напавший на женщину.

Вот бесшумно приоткрылась дверца, мужик ступил на мостовую. Раскрыл полы плаща, вытаскивая оружие. Афонину, промокшему до нитки, мучительно хотелось чихнуть. Он подумал, что, если только пикнет, если издаст хотя бы шорох, – не проживет и минуты. Он зажал нос и рот ладонью другой руки. Задержал дыхание. В это мгновение ударили выстрелы. Сначала пистолетный, затем рассыпалась дробь автоматной очереди.