Фонарик Лилька - Юлия Кузнецова

– А вам родители много денег давали в школе? – спросила Лиля.

– У них самих много денег никогда не водилось, – ворчливо ответила я. – Откуда? Мама – медсестра, папа – врач ЛФК в поликлинике. Ну, по полтиннику в неделю было у меня.

– А вы на что их тратили?

Перед моими глазами вдруг всплыла картина.

Мы от тети Сани возвращались, она в Арсаках живет, это дальше по Ярославской дороге ехать надо, и мама предложила, чтобы они с папой домой пошли, а я – в магазин забежала за хлебом. И дала мне денег еще, просто так. Купи, мол, дочка себе что-то. Может, наклейки с «Барби» или что там у вас в моде.

А я пошла и купила себе мороженого. Пять стаканчиков вафельных. И, сидя на скамейке, съела все пять один за другим.

– И у вас горло не заболело? – с восторгом спросила Лиля, когда я ей рассказала про мороженое.

– Нет, что удивительно, – ответила я. – Понимаешь, я просто дорвалась. Мне в детстве запрещали мороженое. Топили его в кастрюле, чтобы поплыло, и только тогда давали есть. Я ангиной часто болела, и каждый раз приходилось антибиотики пить. Ну, мамка, конечно, волновалась и старалась мое горло беречь; папа ее все пугал рассказами про то, как антибиотики организм разрушают. Врачи, что поделать…

– Как же вы не боялись заболеть, пока столько стаканчиков ели?!

– Боялась, конечно. Говорю ж, дорвалась. Прямо башню снесло, как мороженого хотелось! Так что, может, и хорошо, если мы с тобой купим тебе бюстик. А то будешь на них все деньги переводить, как подрастешь. И ничего себе даже купить другого не сможешь – только весь дом будет лифаками завален.

Мы засмеялись, а потом Лиля сказала:

– А мороженого потом купим?..

– Не говори «гоп»! – сурово оборвала я ее. – Вон справа развал, пошли туда!

Мы подошли к витрине, на которой горками были разложены самые разные бюстгальтеры: и кружевные и простые, спортивные, и однотонные и разноцветные. Я огляделась и приметила автомат с кофе.

– Что-то в горле пересохло, – небрежно сказала я, – пойду сделаю себе капучино. А ты пока выбирай. Не люблю я эту дрянь химическую, но чего-то захотелось кофейку…

Я не успела сделать и шагу, как Лилька цепко схватила меня за руку ниже локтя.

– Галя! Подождите! Вы… вы куда?!

– Я же сказала тебе – за кофе!

– Нет-нет, не бросайте меня!

Лилька подволокла меня к прилавку. И они обе, и Лилька, и молодая девчонка, торгующая бельем, черноволосая, с красным ободком, как какая-то Кармен, уставились на меня. Нашли тоже командира!

– Галь, – сквозь зубы проговорила Лиля, – чего говорить-то?

– Ну спроси, есть ли твой размер, – еле слышно ответила я.

– А какой?

– Я откуда знаю?!

– A y вас какой? Можно же просто меньше, чем ваш, попросить…

– Я… Я не…

– Вы не знаете?! – потрясенно спросила Лиля, разворачиваясь ко мне.

– Мне нужно в туалет! – не выдержала я и метнулась в ту сторону, где были нарисованы две фигурки – мужская и женская.

В узкой кабинке, изрисованной маркером, я достала мобильный телефон. Быстро нажала на кнопки. «Абонент недоступен». Это что еще за фокусы? В городе Пушкине нет метро! Где она может быть?!

В дверь постучали.

– Это я, – послышался жалобный голос Лили.

Я промолчала, снова нажимая на кнопки. Ничего, если дозвонюсь, шепотом спрошу. Позора не допущу.

Снова – «недоступен». Снова постучали.

– Да сколько можно?! – проорала я.

Лиля ответила всхлипыванием.

В третий раз не дозвонившись, я распахнула дверь.

– Ну что, что ты ревешь?

– Я боюсь…

– Чего ты боишься? Ну не знаем мы твой размер. Померяешь один, другой, третий. Вот и определимся!

– Вот я и боюсь мерить, – проревела Лиля, – а вдруг мерить надо будет прямо там… за прилавком?

– Да брось, что за чушь? Наверняка у них примерочные есть! – возмутилась я, но сама при этом похолодела: а вдруг и правда там, за прилавком, придется переодеваться?

– Так, пошли, – не выдержала я, схватила Лильку за руку и выволокла из туалета.

– А вы вспомнили свой размер? – плаксиво спросила Лиля.

– Да не могу я его вспомнить! Потому что не знаю!

– Как?!

– А так!

– А как же вы…

– Да никак.

– Вы его не носите?

– Ношу! Слушай, Лиля, – я не смотрела ей в глаза, – давай я тебе объясню, в чем дело, но ты никаких вопросов после объяснения задавать не будешь? Вообще не будет никаких высказываний с твоей стороны! Обещаешь? Ладно. Мне белье поку… то есть дарит мама. По праздникам! Всё!

Это было ужасно. Просто какое-то жуткое унижение – признаваться одиннадцатилетней девчонке, что я, хотя и живу одна, и зарабатываю, и даже решилась на замужество (счастье, что она ничего не знает про это!), ничего не знаю про размеры бюстгальтеров. Но и врать я не могла. У меня с враньем плохо. Мне родители всю жизнь правду говорили и меня приучили. Мне никогда не врали в поликлинике, что «эта тетя тебе делать ничего не будет». Объясняли честно: «Будет больно, но нужно просто потерпеть». Я, конечно, орала сначала, но потом папа как-то тихо спросил: «Было бы лучше, если б мы тебе соврали?» Я умолкла сразу же.

Лилька молчала, и я искоса глянула на нее. Она жевала кончик косы и о чем-то думала.

– Ну? – не выдержала я. – Чего ты молчишь?

– Вы же сами сказали: никаких высказываний…

– Ладно! Всё! Пошли! Чем быстрее мы закончим, тем лучше!

Я подтащила ее к прилавку и произнесла три слова, которые вызывали у меня страшное смущение, но обойтись без которых было невозможно:

– Нам нужен бюстгальтер!

– Обеим? – деловито отреагировала Кармен.

– Нет! – вздрогнула я. – Только ей. Только мы размера не знаем.

– Ну это мы сейчас выясним, – успокаивающе сказала Кармен. – Подойди сюда, котеночек!

Мне не понравился этот «котеночек», но перед продавщицей белья я застыла, как перед анакондой. Она была царицей в совершенно незнакомом мне государстве, и, поскольку я не знала правил, мне следовало помолчать.

– Подними лапки, опусти лапки, молодец, – приговаривала Кармен, ловко обхватывая Лильку сантиметровой лентой, потом ослабляя и снова обхватывая. – Ну вот и определились. Вас померить?

– Не надо, – вздрогнула я.