Високосный, 2008 год - Александр Омельянюк

Даже через закрытое наглухо, из-за излишне прохладных ночей последнего времени, окно Платон чётко услышал, словно издевательство над спящими, громкое объявление по автомобильному радио:

– «Московское время 4 часа! Москва спит, а мы продолжаем…».

Во! Гады! Они, ети их мать, продолжают… – ошпарило его сознание истовое возмущение.

Он вскочил с кровати, открыл окно и прокричал из него во весь голос, влево, наискось:

– «Эй! Аллё! Глуши шарманку!».

А через несколько мгновений он докричал уточняющее, решив тоже похулиганить:

– «Пиздилевичи! Глушите музыку!».

Однако реакции не последовало. Может не слышат?

Платон встал и в своём спортивно-нижнем белье выскочил на улицу.

Удивительно! В этот момент у него совершенно ничего не болело.

Видимо на 4 часа ночи приходился пик действия его НПВС «Мелоксикам». Или же, испытанный им шок, тут же мобилизовал весь организм. Пока было неясно.

Платон подошёл к почти сплошному забору дачи Дибилевичей, за которым просматривались два автомобиля. С ближнего из них, со всеми открытыми дверями, и доносилась, разбудившая его громкая музыка.

Платон поначалу решил, что в этом виноваты великовозрастные сыны хозяина, и вновь прокричал, на этот раз в щель в заборе:

– «Аллё! Позови отца!».

И через секундную паузу вновь:

– «Аллё! Валер!?».

Но никаких изменений.

Платон попытался открыть калитку.

Но та оказалась запертой изнутри, из-за чего разгневанный гость чуть было не сломал её.

Платон уже было начал подумывать о «камне в окошко» дома глухих, но тут через щель в заборе увидел, наконец, какое-то движение.

Хозяин дома – более чем сорокалетний предприниматель Валерий Дибилевич не без труда отпер калитку и уставил свои невинные, светло-серые, стеклянные глаза на слишком смелого соседа.

– «Валер! Я думал, это твои дети шалят, а оказывается ты сам!?» – начал Платон диалог, с трудом сдерживая свой гнев, чтобы не обрушить на хама потоки матерной брани.

– «А что? Нельзя, что ли, музыку слушать?!» – впился тот холодными глазами в пустоту позади Платона.

– «Можно, но тихо, не мешая соседям!» – слегка успокоившись, перешёл Платон на поучения.

– «Так ты, чего не спишь?!» – начал было тот глупо изворачиваться.

– «Так ты разбудил меня! Я вскочил, как ошпаренный!» – начал объяснять элементарное соседу, ударившемуся в дебилизм.

– «Ты ведь, вроде, мужик нормальный?» – попытался перехватить инициативу старший из Дибилевичей.

– «Ну, ты даёшь! Не ожидал я от тебя! Удивил ты меня!» – заканчивал Платон своё бесполезное возмущение уже в виде монолога, уходя от замолчавшего, возможно от растерянности, собеседника на свой участок.

Тут же замолчала и музыка. Запирая калитку и поглядывая на виновника конфликта, Платон вновь повторил, но на этот раз твёрже и как будто угрожающе:

– «Да! Удивил ты меня!».

Почти час Платон не мог заснуть, но природа вскоре всё же взяла своё.

А до этого он в возмущении и в сердцах ещё успел подумать: Вот бы не приезжали Вы сюда больше!

И его пожелание в какой-то степени сбылось. Несколько выходных этих соседей не было видно, тем более слышно.

Да! Права Ксения! Не повезло нам с новыми соседями. Слишком шумливые оказались. Да и не культурными совсем. Ведь не первый раз их замечали за нарушением ночной тишины.

В общем, у них, как говорится, полное отсутствие всякого присутствия. Никакой культуры вообще, и тем более культуры общения и поведения! – в полудрёме сокрушался Платон.

Третью, теперь уже настоящую неделю отпуска, после двух больничных недель, Платон провёл уже вместе с женой.

До этого он сделал на даче все необходимые текущие дела, в том числе многие по ее расконсервации.

Трава была скошена, грядки прополоты, мусор сожжён, вывезен и закомпостирован.

Огурцы в парнике росли, а хлам из разобранного в сарае, вывезен на свалку, а старый инструмент подарен таджикам.

И супруги принялись к совместной работе по настилке линолеума в доме: в прихожей и кухне.

Ещё до приезда жены, Платон долго и тщательно вымерял выкройку из двух частей оргалита для вырезания единого листа из линолеума.

Получался весьма заковыристый лист. Даже после вырезки пластин оргалита, Платон нанёс на них метки, компенсирующие некоторые неточности, позволившие, в конечном счете, вырезать единый кусок линолеума почти без поправок и лишь с незначительными подрезами.

После того, как супруги убедились в правильности формы вырезанного листа, они приступили к обивке пола оргалитом.

А поскольку у Платона болело правое колено, не позволявшее ему даже наклоняться, обивку мелкими гвоздями производила Ксения, но под руководством мужа.

Затем прокрасили под цвет линолеума штапик.

Потом прибили его через линолеум, кое-где заранее приклеенный двусторонним скотчем, к оргалиту.

Получилось здорово.

На следующий день супруги, купив необходимый крепёж и соединения, не без приключений смонтировали от водопровода по забору к бочке в середине огорода, где был расположен распределительный узел, и далее опять по забору, под дорожкой, к кухне дома – поливочный, полудюймовый полосатый, зелёный шланг, похожий на змею.

Это теперь позволило не пользоваться вёдрами, за исключением пока питьевой воды, при наполнении ею кухонных ёмкостей и поливочных бочек.

Теперь Ксения могла пользоваться водой и в отсутствие Платона.

Вскоре, но с задержкой, созрела клубника, за ней сразу начала созревать малина, а параллельно – чёрная смородина, а за нею и вишня.

И ещё до отъезда в больницу Платона, успевшего полакомиться результатом своего труда – пересаженной осенью клубникой, Ксения успела кое-что заготовить на зиму.

В общем, к отъезду в больницу, Платон, как дачник, теперь был готов.

На ночь он выпил аспирин УПСА и тут же разродился четверостишьем:

Наконец очередь подошла. Из отпуска удалось фактически отгулять только полторы недели. Впереди Платона ожидало примерно, как он поначалу подумал, трёхнедельное больничное заключение.