Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

«Что вы смеетесь над нами, товарищи? Вы приглашаете нас на демонстрацию, но велите не брать с собой оружия. А большевики? Разве они малые дети? Ведь будут, небось, непременно стрелять в безоружных людей. Что же мы, разинув рты, должны будем им подставлять наши головы, или же прикажете нам улепетывать тогда, как зайцам?»[104]

Утром 5 января в разных местах города стали собираться большие толпы. Среди участников демонстрации в защиту УС было много рабочих. Самая большая колонна в несколько десятков тысяч человек пыталась пройти по Литейному проспекту. Дорогу преграждал хорошо вооруженный отряд матросов во главе с Н. А. Ховриным. Сведения о демонстрациях беспокоили большевистское руководство. Дыбенко пересказывает свой разговор с Бонч-Бруевичем, который все время подходил к нему и спрашивал: «Ну как? Все спокойно в городе? Демонстрантов много? Куда направляются? ‹…› говорят, будто вместе с демонстрантами выступили петроградские полки». Дыбенко пытался его успокоить: «…все это ерунда. ‹…› Из них нет ни одного боеспособного»[105]. Но Бонч-Бруевич продолжал нервничать, ссылаясь на Ленина. Он описывал состояние вождя во время открытия УС: «Владимир Ильич ‹…›, волновался и был мертвенно бледен, как никогда. В этой совершенной белой бледности лица и шеи его голова казалась еще больше»[106]. Большевики оттягивали начало работы УС до того, как прояснится, кто победит в уличном столкновении. Бесстрашный вождь пролетарской революции боялся зря. К трем часам дня демонстранты были в основном рассеяны. На Литейном проспекте и на Пантелеймоновской улице (теперь ул. Пестеля) демонстрантов встретили отборные матросские отряды. После отказа остановиться балтийцы открыли огонь. По информации различных источников, всего погибло 12 человек и не менее 20 раненых[107]. Если бы все 500 матросов, стоявших на Литейном, дали хотя бы один залп в толпу, то жертв было бы во много раз больше. Стреляя по толпе, промахнуться крайне тяжело. Дыбенко в основном был прав, когда писал, что «стреляли поверх толпы»[108]. Он просто «забыл» написать, что небольшое число выстрелов было сделано в сторону толпы. Без сомнения, если бы в колоннах были вооруженные солдаты и броневики, колонны бы смогли прорваться к Таврическому дворцу.

Готовя разгон УС, большевики поступили как хорошие ученики Макиавелли. Они учли, что больше всего ненавидят УС анархисты: «…в их (анархистов) понимании чисто политического и буржуазного учреждения, никчемного и бесполезного»[109]. Анархисты – матросы, мало разбирающиеся в теории, относились к УС с ненавистью. Железняк был взбешен, когда на втором съезде Балтфлота было предложено выдвинуть его кандидатуру в УС. Именно поэтому его назначили начальником охраны Таврического дворца. Дыбенко писал: «Теперь, гордо выступая с отрядом, он (Железняк. – Л. П.) с лукавой улыбкой заявляет: „Почетное место займу“»[110].

Большевикам было мало просто разогнать УС. Им хотелось унизить, опозорить его, превратить в пошлый фарс, и они основательно к этому подготовились. Соответственно, была подобрана публика на гостевые места. Билеты распределял аппарат уполномоченного по созыву УС М. С. Урицкого. Соколов писал об этих гостях: «Вся галерея полна „приглашенных“. ‹…› Все большевистское дно здесь налицо. Рабочие, вооруженные кронштадтцы, вооруженные солдаты различных полков, с красными звездами и также вооруженные красногвардейцы. Вся эта пестрая толпа шумит, грохочет, слоняясь из буфета в буфет»[111]. Матросы, о которых писал Соколов, не входили в матросскую охрану собрания. Они должны были не разгонять, а всячески мешать его работе. Ту же роль играли и служащие различных советских учреждений, размещенные в ложах. Протасов писал об одной из них, Е. П. Селюгиной: «…она вместе с другими служащими была вооружена трещотками, свистками. Расположившись в дипломатической ложе, „гости“ по команде укрывшегося за занавесью известного партработника С. И. Гусева поднимали шум и выкрикивали то, что он им подсказывал»[112].

Бросалось в глаза большое число пьяных матросов. Соколов описывал происходящее в буфете еще до начала собрания: «Отборнейшая ругань, площадная и совершенно нецензурная, висит в воздухе. Добрая половина из гостей совершенно пьяна. Некоторых из них рвет тут же в буфете». Когда собрание было закрыто, продолжал Соколов, «…под иронические возгласы пьяных матросов мы – народные избранники – слитной единой массой покидаем Белый Зал»[113]. Почему большинство пьяных в Таврическом дворце были именно матросы? Они сохраняли дисциплину и железной рукой подавили пьяные погромы. Но накануне созыва УС им прозрачно намекнули, что в Таврическом дворце они могут пить сколько пожелают и всячески срывать собрание, пугая депутатов от всей души. Секретарь УС М. В. Вишняк описывал, как толпа реагировала на выступление эсеровских и меньшевистских депутатов. Матросы все время вскидывали винтовки и брали депутатов на прицел. У Чернова и Вишняка не было никаких средств, чтобы утихомирить зрителей и депутатов. Специальные служащие приставы, которые в других парламентах наводили порядок, в УС отсутствовали, и тщетно Чернов призывал аудиторию «уважать достоинство Собрания»; увещевал и просил «публику не вмешиваться в дела Собрания и соблюдать спокойствие», крик, брань и наведение винтовок были ему ответом[114].

Ленин не выступал ни на первом, ни на последнем заседании УС. Он развалился в кресле, показывая, что все, что происходит в зале, ему неинтересно, а затем ушел с заседания. После ухода большевиков из зала, они собрались в Министерском павильоне и по предложению Ленина приняли решение не возвращаться, но и не распускать собрание до утра, а на следующий день никого не пропускать в Таврический дворец. Но распоряжение Ленина было нарушено, и по приказу Железняка УС было закрыто в 4:40 утра. Дыбенко писал о своих разногласиях с Лениным, о своем приказе «разогнать УС после того, как из Таврического уйдут народные комиссары». Но Ленин потребовал этот приказ отменить. В конце концов, на приказе Дыбенко Ленин приписал: «Т. Железняку. Учредительное собрание не разгонять до окончания сегодняшнего заседания». Затем Ленин на автомобиле под охраной матросов уехал из дворца. Дыбенко, Железняк и матросы только этого и ждали. Железняк спросил у Дыбенко: «Что мне будет, если я не выполню приказание товарища Ленина? – Учредилку разгоните, а завтра разберёмся»[115]. Решающую роль в исполнении большевистского плана сыграли кронштадтские матросы. Последним трагическим событием этих страшных дней русской истории стало убийство в ночь на 7 января двух депутатов УС, членов ПНС А. И. Шингарева и Ф. Ф. Кокошкина в Мариинской тюремной больнице, куда они были переведены 6 ноября из Петропавловской крепости. Ворвавшиеся в палату балтийские матросы набросились на спящих людей и убили их.

В первые месяцы после Октябрьского переворота большевики чувствовали себя хозяевами страны. Они продолжали расправляться с теми, кого