MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби
Шрифт:
Интервал:
Я понимал, что в качестве нью-йоркского диджея выгляжу чужаком: белый двадцатичетырехлетний парень, который играет хип-хоп и хаус в негритянских, латиноамериканских и гей-клубах.
Сейчас промоутер, уже под кайфом от грибов, сидел на сцене «Хитрого лиса» и играл на каком-то этническом перкуссионном инструменте, больше всего напоминавшем ведро, покрытое старой козьей шкурой. Он стучал по своему козьему ведру, закрыв глаза – либо в экстазе, либо, подобно страусу, желая скрыться от того факта, что зал пуст и балеарский рейв потерпел полный провал.
У меня сердце защемило: он был очень хорошим парнем, пытался сделать как лучше, и я действительно желал, чтобы у него все получилось. Я хотел войти в «Хитрого лиса» и увидеть сотни потных рейверов из Великобритании и Австралии, которые скачут под хаус, размахивая светящимися палочками, и обнимаются со всеми подряд. Я читал о рейвах, я слышал, что светящиеся палочки используют не только на уроках физики и при автоавариях, так что думал, что мне удастся побывать на настоящем рейве всего в нескольких кварталах от моего дома. И, может быть, я даже почувствую себя в рейв-культуре как рыба в воде.
Я понимал, что в качестве нью-йоркского диджея выгляжу чужаком: белый двадцатичетырехлетний парень, который играет хип-хоп и хаус в негритянских, латиноамериканских и гей-клубах. По большей части я потерял интерес к «белой» музыке, и мне нравилось жить в мире, который не был моим собственным. Иногда в свои выходные я тоже ходил в клубы: стоял в углу, радуясь, что представляю собой меньшинство из одного человека – единственного белого натурала, и благодаря судьбу, что мне удалось выбраться из пригородов в Коннектикуте. Несколько лет назад я прочитал цитату Рембо «Я – это Другой» и наклеил ее на маленькое зеркало в спальне. Я обожал эти миры, полные чернокожих, латиноамериканцев и геев, и я даже завязал там несколько знакомств, но всегда знал, что я – это Другой.
Может быть, на рейв-сцене, о которой я столько слышал, я почувствую себя не таким чужим?
Пока промоутер стучал по барабану, его деловой партнер подошел ко мне и сказал:
– Эй, Моби! Я уверен, позже тут будет побольше народу.
Но у меня не было «позже»: мой сет начинался через пятнадцать минут. Может быть, «позже» произойдет, пока я буду стоять за вертушкой: зал внезапно заполнится прекрасными загорелыми людьми с Гоа (я вообще не представлял, где находится Гоа – может, это еще один из Балеарских островов?), приехавшими ради волн любовного экстаза. Надежда умирает последней, особенно когда ты диджей и готовишься играть пластинки перед пустым залом.
«Хитрого лиса» построили украинские эмигранты в девятнадцатом веке. Больше ста лет этот зал использовался для свадеб и профсоюзных собраний. Деревянные полы были изношены, истоптаны тысячами украинцев, которые приходили сюда, чтобы пожениться, организовать профсоюз или устроить хоровод, поздравляя себя с жизнью в этом суровом городе, где иногда находились надежда и изобилие. «Хитрый лис» был привычен к большим скоплениям людей, но я был уверен, что через несколько минут нынешний диджей и его девушка уйдут, и в зале останется всего четыре человека.
Диджей играл свою последнюю песню, поэтому я поступил согласно правилам диджейской вежливости и встал позади него с наушниками; он с важным видом кивнул и посмотрел на аппаратуру. Когда осталась минута, он повернулся ко мне, отключил наушники, пожал руку, сказал: «Рад знакомству, удачи тебе» и отошел от вертушек.
Я включил свои наушники, достал первую пластинку – Bang Bang You’re Mine группы Bang the Party, подготовил диск и постепенно убрал хаус-трек, который он играл. Я снял иголку с его пластинки и, завершая наш «менуэт», осторожно протянул ее ему. Как и ожидалось, он забрал пластинку и сбежал вместе с девушкой, скорее всего, надеясь, что хотя бы с ней ему сегодня вечером повезет.
Каждую ночь люди умирали на улицах, и Нью-Йорк в буквальном смысле сжигал себя: домовладельцы поняли, что дешевле будет оставить пустые многоквартирные дома в огне, чем платить за них налоги.
В зале остались четыре человека: обдолбанный промоутер с дредами, его стойкий и полный надежды деловой партнер, мрачный бармен и я. Мне предстояло играть целый час – долгий, болезненный час.
Но затем, во время второго трека, в зал вошли четыре веселых человека с дредами, подбежали к промоутеру и обнялись с ним. Через несколько минут пришли еще люди. А потом еще. Минут через двадцать в «Хитром лисе» собралось уже человек тридцать – кто-то стоял по углам, но большинство танцевало под хаус. Промоутер по-прежнему играл на своем непонятном ударном инструменте, но теперь его глаза были открыты, и он бегал по танцполу, размахивая своими белыми дредами во все стороны.
К одиннадцати тридцати вечера в «Хитром лисе» собралось уже пятьдесят человек. Это на самом деле трудно назвать респектабельным кворумом для дискотеки, особенно учитывая, что зал вмещал четыреста, но все-таки народу было достаточно, чтобы мне не пришлось печально смотреть в пустоту. Кроме того, люди танцевали. Если вокруг танцуют, то диджею всегда хорошо. Я играл хаус-треки, которые вышли за последний год и стали большими хитами в танцевальном андеграунде: Break 4 Love (Raze), A Day in the Life (Black Riot), It’s Just A!!! (House Without a Home II), Follow Me (Aly-Us). То были замечательные, эйфорические синглы, вышедшие на независимых лейблах, продававшиеся только в магазинах независимой музыки и написанные странными ребятами вроде меня в маленьких студиях с драм-машинами, синтезаторами и сэмплерами. Вне Нью-Йорка об этих песнях никто не знал, но здесь они были значимыми, практически культовыми хитами.
А еще они были органичны: сделаны не большими продюсерами, которые работают на многонациональные корпорации, а такой же молодежью, которая ходит по ночным клубам. Музыкальными магазинами владели ребята, которые записывали и ставили пластинки. Одежду делали друзья ребят, записывавших пластинки. Наркотиками торговали соседи ребят, которые делали одежду и пластинки. Каждую ночь люди умирали на улицах, и Нью-Йорк в буквальном смысле сжигал себя: домовладельцы поняли, что дешевле будет оставить пустые многоквартирные дома в огне, чем платить за них налоги. И почему-то все, кому было немного за двадцать и кто жил к югу от Четырнадцатой улицы, реагировали на все это одинаково: игнорировали отчаяние и страх и шли танцевать до пяти утра.
Мой час в «Хитром лисе» заканчивался, так что я поставил свою любимую на этой неделе пластинку – Git on Up, ремикс от Фаст Эдди, выпущенный DJ International. Пятьдесят человек в «Хитром лисе» весело танцевали, промоутер крутился со своим козьим ведром, а незадолго до того, как мой трек закончился, я отошел и уступил место следующему диджею, который, соблюдая правила диджейской вежливости, встал позади меня с наушниками.
Я собрал свои пластинки, пожал руки нескольким людям и пошел искать друга промоутера, который должен был мне заплатить.
– Хорошая работа, – отметил он, – но, как видишь, дела у нас сегодня шли не очень.
Я стоял, держась за свою виниловую башню на скейте.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!