Как если бы я спятил - Михил Строинк

— Молодец! Все оказалось не так уж страшно, правда? — интересно, что запишет обо мне Марика в своем муравьином дневнике.

Уже в «Радуге» я, натерпевшись страху, выкуриваю одну за другой три сигареты. Гровер, нервничая, ходит вокруг меня кругами.

— Как все прошло? Клевали?

Он видит меня насквозь. Он явно обладает скрытым талантом ставить себя на место другого. Но потом я вспоминаю сегодняшнее утро. Гровер наверняка уверен, что я ходил на рыбалку.

— Так себе, Гровер, народу было полно, но никто меня не клевал.

Сжав свои беззубые челюсти, Гровер понимающе кивает.

— То ли еще будет, дружище.

После короткой паузы его голос звучит громче:

— Они тебя умасливают. Тебе это надо?

Не думаю, что Гровер ждет ответа, да и сам я, честно говоря, не совсем понимаю, что он имеет в виду.

— Гровер, а почему ты никогда не ходишь в магазин? Ты сидишь здесь гораздо дольше меня, и, по-моему, ты прямо-таки образцовый пациент.

Гровер буквально воспринимает слово «образцовый» и принимается позировать, облизывая сухие губы коричневым от табака и кофе языком.

— Спасибо, дружище… Магазин — это не для меня. Я не зритель. Не хочу смотреть на этот балаган, если все равно не могу в нем участвовать. Это просто подачка. Такая же, как и твоя коробка с муравьями.

Во время ужина Метье интересуется, у всех ли сбылись предсказания по их гороскопу. Пока я бездумно тыкаю вилкой в картошку, двое одногруппников начинают плакать. Я обнаруживаю, что еще не снял капюшон. Сидящий напротив Гровер пытается размять свой шницель. Я могу снова спокойно вздохнуть. Не осмеливаюсь себе признаться, но, по-моему, я даже рад, что вернулся в нормальную колею.

После еды я прямиком иду в свою комнату (звучит лучше, чем «в свою камеру»), чтобы якобы заняться муравьиной коробкой (как ее уже окрестили в группе), но на самом деле, чтобы перевести дух. Беру муравьиный дневник и ручку. На первой странице указываю сегодняшнюю дату и записываю:

Сегодня чужак впервые познакомился с группой. Мгновенного признания не последовало. Ситуация была напряженной, но не повлекла за собой серьезных проблем. Чужаку будет трудно интегрироваться в группу особей, столь непохожих на него. Мы с волнением будем наблюдать за дальнейшим развитием событий…

Перед тем как отправиться спать, я бросаю взгляд на своего радионадсмоторщика. Я решаю ему довериться и рассказать о своей новой тактике.

— Эй, «Seiko», что бы ты сказал, если бы отныне мы вели себя иначе? С большим самоконтролем. Подобных сюрпризов я не переживу, если не буду активнее участвовать в этой игре.

Посреди ночи я просыпаюсь в холодном поту. Уставившись в потолок, я размышляю о том, что сказал мне Гровер.

«То ли еще будет, дружище. Они тебя умасливают. Тебе это надо? Не хочу смотреть на этот балаган, если все равно не могу в нем участвовать. Это просто подачка».

И постепенно до меня доходит смысл его слов. Подачка. Меня здесь никто не лечит. Это просто подачка. Я неизлечим. Мое состояние не улучшается. Это подачка. Каталог — подачка. Муравьиная ферма — подачка. Поход за покупками с Юрием, ходячим одноруким бандитом, — совершенно очевидная подачка. Они меня институционализируют! Они методично меня изводят.

Они все равно не отпустят меня в настоящее общество. Я превращусь в зрителя, как Гровер, и останусь здесь навсегда. Никакой второй серии нет. Это фильм ужасов, а не рекламная заставка. Они меня институционализируют! Я стану зрителем. Или я уже зритель?

На улице дождь, и я хочу высунуть голову в окно, но это, само собой, невозможно, так как окно зарешечено. Сон пропал.

6:28. Невероятно, но факт. У меня ничего не вышло. Задуманная мною простейшая развязка моего сражения со временем потерпела крах. Вчера я поставил своего радионадсмоторщика на минуту раньше. В 6:29. Наглый обман. Я надеялся, что тогда мы проснемся в гармонии друг с другом и полной грудью запоем новейший хит Марко Борсато[29]. Я стану хозяином времени, а будильник примет мое господство как должное, но вышло все наоборот. Он по-прежнему безраздельно властвует надо мной. Пока я не перестану его бояться, он будет держать меня под башмаком.

Свою выигранную минуту (или проигранную, кто возьмется рассудить?) я провожу с муравьями. В этот ранний час они уже на ногах, однако подбодрить их не помешает.

— Вы уж постарайтесь сегодня, мои черные шестиногие друзья! Делайте все от вас зависящее, чтобы выжить! Выживайте, пока не умрете! И знайте, что мир будет продолжаться. Без вас. Удивительный, живой, вечный двигатель. Давайте, у вас получится. Ставлю все свои деньги на черное!

Мое зеркальное отражение вытягивается. После истории с покупками я снова сделал шаг назад. Я с головой окунулся в каталог и много смотрел в окно. Мне известно, что мое состояние не улучшается. По крайней мере, с точки зрения экспертов. Однако я не уверен, что оно должно улучшаться. Доктор-неумейка, похоже, разбирается в этом лучше. Но я отказываюсь участвовать в его терапии.

— Для того чтобы продвинуться вперед, нужно сначала вернуться назад. Иначе заблудишься, — подытожил он.

По-моему, в туалете моей бабушки тоже висело подобное изречение. Или же это острота из фильма Стивена Сигала. В любом случае, где-то я уже это слышал.

За завтраком все охвачены волнением. В группе новый пациент. Его зовут Херре, он из Фрисландии[30]и пришел на место Хакима. Херре напоминает фризского жеребца, которого зимой запрягают в сани, — высокий, крепкого телосложения, белокурые волосы собраны в хвост. Он выглядит так, будто везти сани для него наивысшее удовольствие в жизни. Такой человек не в состоянии подумать о других плохо — слишком уж он незатейлив. При знакомстве с группой он чистосердечно выкладывает все подробности своего прошлого.

— Когда родители развелись, я поселился на ферме у бабушки. Мне было восемнадцать, я любил тусоваться с друзьями. Бабушка мне это запрещала, заставляя вкалывать с утра до вечера. Однажды я таки ослушался ее и свалил к друзьям. В конце концов, не знаю, то ли из-за обиды на родителей, то ли из-за досады на самого себя, но меня разобрало такое зло, что во всех своих бедах я стал винить бабушку. Я точно знал, что мне полегчает, если старуха исчезнет. Тогда я снова смогу вернуться домой, учиться, а бабушка отправится в рай. Бред, конечно, ведь это невозможно. Как-то ночью, когда она уже спала, я взял грех на душу и поджег ферму. Ужасно (он повторил это несколько раз). Вот так я оказался здесь, с вами.