Чекисты - Александр Александрович Тамоников

кровь заблудших мальчишек?

– Тоня. Может, мы и поступаем с этими молокососами зло. Но, к сожалению, это зло необходимое.

– Ты в молодости был другим? Не хотел изменить все и сразу? – с вызовом спросила она.

– Э, я из станицы Прохоровская. Там вольнодумцев по решению стариков незатейливо, позорно и больно пороли на площади.

– И тебя? – в глазах Тони появился интерес.

– Случалось парочку раз. Но мы тогда все были за веру, царя и Отчество. Я убежал из дома, когда началась Первая мировая. Добровольцем.

Да уж. Я тогда был восторженным патриотом. И мечтал: вот сейчас побьем немцев – и будет нам счастье… Побьем беляков – и будет нам счастье… Так и бьем в надежде на счастье. Великая иллюзия, которая движет человечеством не одну тысячу лет…

Антонина подлила мне горячего чая, и я с благодарностью кивнул.

Мысли мои вернулись к последним событиям. К Константину Великопольскому. Как заноза, ей богу, застрял в сознании. Что с ним делать? Как же мне сейчас нужны совет и поддержка! С Антониной поговорить? Втянуть ее в свои дела? И услышать только то, что к людям надо быть добрым и прощать?

Фадей, старый друг и сподвижник во всех делах, тоже не советчик. Так уж повелось с давних времен, что в вопросах морального выбора больше он полагается на мое мнение, чем я на его.

А мой старый друг Летчик? Вот у него есть свойство всегда попадать в точку. Мудрый матерый филин.

Ну что ж. Все равно на днях собирался к нему заскочить. Если только дела позволят…

Глава 12

А дела опять закрутили меня в нескончаемом водовороте. Я подгонял оперативников, переключив максимум людей на раскрытие ограбления кассиров леспромхоза. Ведь ясно же, что одним нападением дело не ограничится. Где-то шастают кулацкие недобитки с обрезами. И зачем мы все нужны с нашими разросшимися правоохранительными структурами, добровольными помощниками, экспертизами и техникой, если не сможем их вытащить за ушко да на солнышко?

Из картотек оперативники извлекали данные на раскулаченных и прочих асоциальных и антисоветских элементов. Показывали начинавшей приходить в себя потерпевшей. И женщина всякий раз кивала:

– Похож. Но вроде не он…

Перетряхнули весь леспромхоз, даже кого-то для острастки посадили в камеру – все без толку. Агентам и осведомителям даны соответствующие задания и поручения. Общественность подключена. Участковые проверяют контингент, с доверенными лицами обходят жилой сектор, интересуясь каждым приезжающим и отъезжающим. Но у нас слишком многолюдная область. Полно городов, городишек, где можно затеряться. Не говоря уж о лесах.

В Лебедянском районе уголовный розыск накрыл воровскую малину в исконно бандитском месте.

Руководил операцией начальник областного розыска Афанасьев. На окраине заводского поселка Красный Пролетарий оперативники подобрались ночью к хате, где обычно собирался всякий сброд. Прислушались. Вроде тихо.

Тут до ветру спустился по ступенькам бородатый пузан, потягиваясь, зевая и добродушно матерясь. Это был хозяин дома, а заодно и содержатель притона. Атлетического сложения оперативник так приголубил его по голове кулаком, что тот, даже не пискнув для приличия, кулем рухнул на землю.

Афанасьев зажег фонарь, дал отмашку:

– Пошли!

И первым рванулся в дверной проем.

Как только он появился на пороге просторного помещения, так прямо на огонек фонаря по нему и шмальнули из пистолета. Тупой удар в бок – и все поплыло перед его глазами. Но он успел нажать на спусковой крючок, прежде чем рухнул на дощатый заплеванный пол.

А дальше – пальба со всех стволов. Грохот. Пороховой дым.

Когда дым развеялся, выяснилось, что и переговорить по душам тут уже не с кем. На полу лежали два безжизненных бандитских тела. И потерявший сознание начальник уголовного розыска.

К счастью, ранили его неопасно. Пуля не задела жизненно важных органов.

– Не родилась еще бандитская тварь, которая меня завалит! – хорохорился Афанасьев, к которому я заглянул в наш госпиталь.

Злился он, что от пустячной раны грохнулся в обморок как красна девица. И поэтому был воинственен.

– А шрамы – одним больше, одним меньше… – махнул он рукой.

– Ты молодец, – кивнул я. – Одного успел положить.

– Но как подставился!.. Кто они? Почему сразу стреляли? Установили это?

– Установили. На малине той коротали время двое беглых из Воркуты. На них кровь конвоира. И живыми они сдаваться не собирались.

– Знал бы такое дело, сразу бы им гранату в окошко бросил.

– А у тебя есть? – заинтересовался я, поскольку граната никак не входила в число штатного вооружения угро.

– Эх, чего только у начальника розыска нет… А к нападавшим на леспромхоз их примерили?

– Примерили, – кивнул я.

Я сперва обрадовался, что эти беглые и есть наши неуловимые лиходеи. Ничего подобного. По описанию не подходят. Да и алиби у них нарисовалось.

– Мимо, – вздохнул я. – Не они.

– Да где же эти недобитки хоронятся?! – воскликнул начальник угрозыска. – Не, как хотите, Ермолай Платонович. А я завтра выхожу на работу. На мне как на собаке зарастает.

– Это врачу решать.

– Врач – человек подневольный. Его клятва Гиппократа давит. Ему опера не понять.

Афанасьев, как и обещал, ускакал из госпиталя и развил бурную деятельность. Но безрезультатно. Налетчики как в воду канули. Может, вообще намылились из области? Тогда ищи-свищи неизвестно кого и неизвестно где. Одна надежда, если те на просторах Союза случайно попадутся в руки НКВД и расколются или на воровской малине лишнего наговорят…

Решив на несколько минут перевести дух, в комнате отдыха за своим кабинетом я поставил на примус турку с кофе. Вдохнул с наслаждением аромат. Повернулся к зеркалу. Глянул на себя.

Из зеркала на меня смотрел среднего роста, плотный кабанчик – плечи крутые, щеки румяные, голова лысая, как у Котовского. После тифозного барака волосы сильно поредели, да и привычка брить голову наголо осталась. Из-за навалившейся в первой декаде июня на город душной жары пришлось сменить строгий костюм на холщовые брюки и легкую белую косоворотку. В такой одежде по виду я чистый председатель сельсовета. Который коровам строго так вещает: «Удвой удой, утрой удой, не то пойдешь ты на убой!» М-да, мысли сегодня в голову лезут какие-то странные.

Я вернулся с фарфоровой чашкой кофе за рабочий стол. Только отхлебнул глоток, как появился Фадей с грудой папок. Меня ожидал бумажный день. И сегодня у меня на подпись совершенно неприличное количество документов.

Он положил передо мной папку и отказался от кофе:

– Барские забавы.

И запыхтел своей терпкой самокруткой. Папирос и сигарет он принципиально не признавал. Сам скручивал убойный едкий табак и засовывал самокрутки в дарственный позолоченный портсигар от самого Фрунзе. Мне известно, что у него имелся еще