Ревность - Селия Фремлин

Линди смотрела на нее с недоверием. И что самое страшное, Джефри тоже. Неужели память сыграла с ней злую шутку? Говорят, у матерей такое бывает… Или?..

— Да, точно, чем они становятся старше, тем труднее с ними управляться, — говорила Линди. — Этого я не отрицаю. Но это только подтверждает мои слова: как раз в то время, когда отец может и должен оказывать серьезнейшее влияние в смысле дисциплины и прочего, именно в это время мать начинает отсекать его от сына. Возводить барьеры. И до парня ему уже не добраться ни с дисциплиной, ни с чем.

Джефри сидел как-то нехорошо задумавшись. Розамунда судорожно соображала, что бы такое — доброе, вежливое, веселое — сказать в ответ, чтобы заткнуть Линди за пояс. Однако единственное, что пришло на ум, это завести разговор на в общем-то малоинтересную тему, но зато такую, которая хотя бы на некоторое время собьет с прицела точно наведенные прозрения Линди.

— Так мы будем звонить твоей матери или нет? Предупредить, что приедем сегодня? — во второй раз спросила она Джефри.

— Что? А, да, конечно. — Джефри смущенно повернулся к Линди: — Ты прости, но, похоже, сегодня я не смогу взяться за террасу. Совсем из головы выскочило, что мы должны ехать к моей матушке.

— Но мы ведь можем и перенести! — Розамунда изо всех сил старалась освободить своего мужа — ради того, чтобы в этот погожий денек он славно потрудился на пользу Линди. — Прекрасно можем съездить и в следующее воскресенье. Она нас особенно и не ждет…

— Нет, нет, Джеф, ты не должен менять из-за меня свои планы!..

На короткое время между женщинами разгорелась битва двух самопожертвований. Обе говорили разом, и звук высоких голосов наполнил маленькую, залитую солнечным светом кухню. Победила Линди.

— Ну уж если вы в самом деле решили отложить поездку до следующих выходных, — заметила она, — я могла бы вас отвезти. Моя старушка наконец-таки будет на колесах. Во всяком случае, я на это надеюсь. Как вам такое предложение?

Линди переводила с нее на Джефри сверкающий радостью и великодушием взгляд. И даже Розамунда не смогла выискать в предложении скрытого злого умысла. Поскольку Линди никак не могла знать о том, что они с Джефри недолюбливают машины; не могла знать, с каким удовольствием они каждый раз идут пешком от станции через маленький городок, где жила мать Джефри, — мимо церкви, вверх по длинной, почти совсем деревенской дороге, обсаженной по бокам деревьями. Через городок, где до сих пор весной цветет боярышник, где каждый камень, каждые ворота напоминают Джефри о детстве, могут каждую минуту навести его на веселую или грустную историю и даже после стольких лет показать его Розамунде в новом, восхитительно ином свете. Эта прогулка — вторая причина, почему они ездили к матери. И от нее они ни за что бы не отказались.

— А это идея! — с воодушевлением подхватил Джефри. — Хоть разок побережем старые косточки. А, Розамунда? До Эшдина на машине не больше часа, как думаешь, Линди?

Они с Линди пустились в оживленную дискуссию по поводу разных маршрутов, а Розамунда в стороне только улыбалась. «Чтоб она сдохла!» — ясно и отчетливо сказала про себя Розамунда, продолжая улыбаться. И лишь много спустя, когда настало время пристально, с тихим ужасом разглядывать каждый крошечный лоскуток воспоминаний, Розамунда заметила, что тем утром в самый первый раз она столь отчетливо подумала о смерти Линди.

— Тебе надо научиться водить, Джеф! У тебя бы получилось.

Линди с поразительным терпением объясняла, зачем она поменяла скорость именно на этом подъеме, а не на предыдущем. «Отчего это она не выходит из себя, как другие водители? — сердито размышляла Розамунда. — Как ей удается оставаться веселой и невозмутимой среди хаоса воскресного движения? Черепашьим шагом в скопище других машин выбираться из Лондона и одновременно охотно и подробно отвечать на бесконечные дилетантские вопросы Джефри?»

После стольких лет автоненавистничества Джефри неожиданно превратился в возбужденного мальчишку, горящего желанием научиться водить. Вернее, это так предполагается, что мальчишки должны гореть желанием водить. Розамунда, забившись в угол заднего сиденья, криво усмехнулась сама себе. Двое мальчишек, которых она оставила дома на кухне, ничем таким не горели. Они сидели рядышком за столом, неторопливо уничтожая едва початую коробку печенья, и рассуждали о мрачных перспективах мира. В точности как пара грифов, подумалось Розамунде. Кружат над законной добычей, а добыча эта — весь гибнущий свет. Ну ничего, как только выкатятся за ворота на своих великах, им сразу полегчает. Если повезет, они вернутся назад очень и очень не скоро. А может, — чем черт не шутит? — Питер даже останется ночевать у друга. Для разнообразия.

Розамунда почувствовала, что настроение у нее, бог знает по какой причине, улучшается. При том, что на переднем сиденье ее муж и Линди не умолкая болтали о машинах, а вся воскресная поездка к матери была испорчена, и, надо полагать, не в последний раз. Кто знает, быть может, отныне Джефри захочет всегда ездить именно так, на машине Линди. Или, может, захочет купить собственный автомобиль? А в такой дивный денек прогуляться было бы особенно приятно. За последнюю неделю с лица природы сошло печальное выражение, какое проступает в конце лета. Сентябрьские небеса вновь стали тихи и сини. Но, сидя в машине, не услышать тишины, не понюхать, как пахнет скошенное поле. Золотой, ласковый солнечный свет ощущался всего лишь зноем раскаленной металлической крыши автомобиля. И даже не поговорить толком. Во всяком случае, Розамунде. Кто ее услышит из этого дальнего угла?

Правда, она сама его выбрала. По собственному почину предложила Джефри сесть впереди, рядом с Линди. Чтобы помогать разбираться с картой, объяснила Розамунда. Как всегда, она сама определила для себя положение третьего лишнего в их трио, и, значит, ничего унизительного здесь нет. Но выглядит-то все равно унизительно… Когда они садились в машину, Розамунда внезапно обнаружила, что от всего сердца надеется, что соседи еще наслаждаются воскресной дремой и не подглядывают из-за штор. Что они не заметят, как Линди и Джефри дружно устроились на передних сиденьях — точь-в-точь супружеская пара, — а она, будто незамужняя сестра одного из них, юркнула назад.

Но соседи, надо полагать, и так уже болтают. Всякий раз, как Джефри отправляется помочь Линди в саду, за дюжиной окошек добавляют еще один субботний полдень к их длинному списку, понимающе кивают и, хихикая, делают выводы. Если бы только можно было объяснить им, что Розамунда вовсе не покинутая жена; совсем наоборот — у них троих прекрасные дружеские отношения, и она сама открыто поощряет все эти визиты и походы в соседний сад и обратно. Да она своими руками повесила бы на мужнину шею, когда тот идет к Линди, огромную веселенькую открытку со словами: «От Розамунды в подарок», поскольку именно так оно и есть. Вот было бы здорово, если бы соседи об этом знали!

А еще было бы здорово, если бы знала свекровь, подумалось Розамунде, пока они сворачивали на короткую, посыпанную гравием дорожку, ведущую к старому дому Джефри. Дом, как обычно, приветливо поглядывал на них незатейливыми квадратными окнами, тепло светил красными кирпичными стенами. У двери приветственно махал ветвями старый куст жасмина.