Твоя жизнь и твоя смерть принадлежат мне - Ирма Гринёва

Я только хотела прикоснуться губами к Вашим волосам.

— И больше ничего? — продолжил игру в строгого принца ХунЮн, усаживаясь на кровати в позе Будды, — Может быть ты ещё хотела что-то сделать? Может быть, раздеть меня? Может быть, погладить? Может быть, поцеловать? — шептал он, как змей-искуситель, наклоняясь всё ближе к ней и удерживая её взгляд своими горящими от страсти глазами.

Соа смотрела на принца так ошеломленно, что принц, чтобы опять не рассмеяться, мгновенно улёгся обратно на спину и торжественно сказал:

— Я повелеваю тебе сейчас же осуществить все свои желания! — и добавил с лукавой улыбкой, даже подмигнул, — Лови момент, пока я добрый!

Соа от таких быстрых изменений в облике принца замерла на мгновение, но потом начала осторожно действовать — ведь ей разрешили, даже приказали. Она поцеловала кончики его волос. Провела пальчиком по руке от кисти до плеча. А потом по середине лба, по тонкому, прямому, благородному носу, продолжила линию по полным губам, по твёрдому подбородку, по оголённой шее. Остановилась, когда упёрлась в край его ночного халата. Застыла. Решилась развязать его пояс. Робко откинула полы халата в стороны. Провела ладошкой, едва касаясь его кожи, вдоль тела, пока опять не наткнулась на препятствие — на его гордо стоящий и затвердевший жезл. Сглотнула и отвела глаза в сторону.

ХунЮн, внимательно наблюдавший за своей юной наложницей, не позволил её девичьей стыдливости взять верх над её желаниями. Мягко прикоснулся к её руке и переложил на жезл. Сказал с хрипотцой:

— Если хочешь, конечно!

Соа опять покраснела, но кивнула утвердительно, и продолжила изучать ту часть тела принца, которая доставила ей столько удовольствия сегодня ночью, намного превосходя всё то, что рисовалось в её мечтах.

Когда Соа ушла, принц ещё долго не мог прийти в себя, вспоминая её неумелые ласки, которые дарили во стократ более сильные впечатления, чем руки самых опытных, изощрённых в науке предоставления удовольствий женщин, потому что шли из самой глубины её сердца. Сердца, в котором уже жила любовь к нему. Кажется, он нашёл свою любимую женщину, свою единственную, свою жену, мать их детей. Императрицу. Они ещё не признались друг другу в любви. Не облекли свои чувства в слова. Время для этого ещё не пришло.

37 — один из самых высоких вулканов Когурё. Расположен на границе с Китаем. Имеет высоту над уровнем моря 2744 м. После последнего извержения в 1702 г на вершине образовалось красивое озеро Тяньчи, глубиной 1 км.

13

Заплечных дел мастера своё дело знали… Талталу сдавливали колени тисками. Били бамбуковыми палками по икрам. Надевали на ноги раскалённые стальные башмаки. Затягивали на голове железный обруч и постепенно сжимали ещё сильнее. Привязывали к стулу, так что он не мог шевелиться, закрепляли неподвижно голову и подвешивали над ней сосуд с водой, из которого с монотонностью капала на его лоб капля воды. Капала и капала. Часами.

Требовали признаться, в заговоре против кого он участвует — Его Величества или Его высочества? Требовали назвать имена его сообщников. Их голос из-под масок звучал глухо и монотонно. Он гипнотизировал Талтала. Он раз за разом отрицал участие в заговоре, но и встретиться с принцем не просил. От невыносимой боли и их глухих, монотонных голосов, Талтал терял сознание.

Его окатывали холодной водой, чтобы привести в чувство. Слизать капли с губ было его единственной возможностью получить воду. Ни есть, ни пить ему не давали. Сколько дней и недель так продолжалось, Талтал не знал. Спать ему тоже не давали. Едва одни мучители заканчивали свою смену и кидали его истерзанное тело на пол клетки, как тут же приходили другие. И истязания начинались вновь.

Но пришёл день, когда ему дали выспаться, и даже покормили. Талтал понял — настал решающий день. Либо его посетит принц. Либо… Его отвезут на казнь.

Мучители ушли и в подвал вошёл принц.

— Его высочество! — с трудом поднялся с пола и поклонился Талтал.

— Талтал! Ты выглядишь жалко. Что заставило тебя нарушить приказ и предать меня?

Талтал отметил про себя, что звания его уже лишили. Но это не вызвало в нём сожаления. Главное, что он всё-таки получил возможность узнать что-то о судьбе Хеджин.

— Ваше высочество, смею дерзнуть возразить Вам — я не нарушал ни одного приказа Вашего высочества. Последний приказ Вашего высочества повелевал мне разбить орду кочевников. Он был выполнен Вашим доблестным войском, о чем я отправил Вам донесение. У меня и в мыслях не было предавать Вас.

— Что это, если не измена, когда командующий бросает армию?!

— Ваше величество, уезжая, я временно возложил обязанности чжихуэя на своего биньбэйцяньши, что предусматривается Уставом военной службы. И велел обнародовать его в случае необходимости. Если Вашему высочеству ещё об этом не доложили, значит, на границе империи всё спокойно и необходимости такой нет.

ХунЮн поневоле восхитился выдержкой и стойкостью Талтала. К нему применили пытки первой и второй степени, а он ещё дерзит. После пыток третьей степени во многих случаях казнь уже не требовалась.

— Так что же привело тебя в столицу способом, который Устав военной службы не предусматривает?

Талтал молча разорвал кромку своего нательного халата и вынул из подгиба какую-то бумагу. С поклоном протянул её принцу. «Так вот почему он сорвался с места», — понял ХунЮн, прочитав коротенькое письмо, скорее, записку, состоящую всего из одного предложения.

— Как это письмо попало к тебе?

— Подбросили в мой шатёр.

— Ты догадываешься, кто мог это сделать?

— Кто-то из тех, кто находился в лагере. Гонцов не было ни в этот, ни в предыдущие дни.

Принц повертел записку в руках и забрал себе. Помолчал, разглядывая Талтала. Его пыточных дел мастера постарались на славу, но он всё ещё мог стоять перед ним, принцем, с гордо поднятой головой. Но, сколько ни тяни время, всё равно имя Хеджин должно всплыть в разговоре. Принц ещё раздумывал, какую часть правды рассказать Талталу, как вдруг послышался голос его слуги:

— Ваше высочество! Срочные вести из гарема. Мне можно войти?

— Входи!

Слуга подошёл и сказал шёпотом, чтобы узник не услышал:

— Ваше высочество! Вашу наложницу Гюри отравили.

— Она жива? — непроизвольно повысил голос ХунЮн.

Талтал судорожно вцепился в прутья своей клетки. О ком речь? Кто жив? Они говорят о Хеджин?

— К ней отправили лекаря, а я поспешил к Вам, господин.

— Едем! Быстро!

— Ваше высочество! Спасите Хеджин! — выкрикнул Талтал вслед принцу.

Его высочество остановился, развернулся вполоборота к своему бывшему чжихуэю, спросил из-за плеча:

— Ты так любишь свою сестру?

— Я люблю