Вторая попытка - Меган Маккаферти

Кроме того, есть нечто отталкивающее в том, с какой напыщенностью мои родители прилепили бы гарвардскую или йельскую наклейку на заднее стекло своего автомобиля. Моя матушка не училась в колледже, но ей очень хочется, чтобы все вокруг знали, что плоть от плоти ее, такая умница, учится в одном из этих престижных заведений «Лиги плюща». Мой ум она ставит в заслугу себе, то есть ведет себя как все взрослые, которые подпитываются жизненной энергией своих детей. Уж извините.

Осталось вузов: 9.

Шаг 10. Отсеять те вузы, где «на днях открытых дверей», я не увидела симпатичных ребят.

Поверхностно, я знаю. Но я повторяю: «Я ХОЧУ ЗАНИМАТЬСЯ СЕКСОМ». Это не моя идея, что клёвые парни все без мозгов и что все безмозглые «качки́» клевые. Так что фактор наличия интеллекта как бы нейтрализует плоскость этого критерия. Почти. (Эти детали я, естественно, оставила при себе.)

Осталось вузов: 4.

— Эмхерст, Пьедмонт, Суартмор или Уильямс, — повторила я выводы своего диссертационного исследования, — на этих вузах я пока и остановилась.

На мой взгляд, с числом четыре уже можно работать. Однако список можно было сокращать и дальше. Ведь если хорошенько взвесить, то можно придумать аргументы против любого из вузов, перечисленных в книжке. Клянусь вам, при каком-нибудь коммунистическом режиме я бы просто расцвела. Понимаете, когда выбор слишком велик, ответственность за неправильно принятое решение полностью ложится на меня саму. Я чувствую себя значительно лучше, когда кто-то делает это за меня. Так я не только получаю повод для того, чтобы жаловаться, но и начинаю чувствовать, сколько трудностей мне пришлось преодолеть, чтобы добиться того успеха, которого удалось достичь.

Можете разбить критерии отбора в пух и прах, но чьему бы совету я ни последовала: консультанта по профориентации, родителей, «Принстон Ревью» — все равно это будет ни больше ни меньше, чем лотерея. Шансы на то, что я выберу самый лучший вуз, равны 1:1600. Так что почему бы мне не следовать пусть такой сомнительной, но все же логике.

Когда я закончила разглагольствовать, Пол посмотрел на меня и сказал: «Ты делаешь большую ошибку».

Тот факт, что Пол Парлипиано пришел к настолько бесповоротному выводу обо мне и моей жизни, оказался слишком сильным потрясением, я закашлялась, и полчашки кофе вылилось через нос. Жизнь снова поставила меня перед ним в дурацкое положение. Нужно ли напоминать, что это был тот самый человек, на чьи ботинки меня вырвало на вечеринке в честь окончания летних каникул на пляже год назад? После того как я поклялась ему в вечной любви? И перед тем как отключилась? Когда я вспоминаю об этом, мне становится дурно. То, что он так же галантно не стал упоминать об этом эпизоде, как изящно прежде убрал сегодня маленький беспорядок на столе, доказывает: Пол Парлипиано — идеальное человеческое существо, вне зависимости от того, гей он или нет. О, как бы мне хотелось, чтобы он был натуралом!

Когда у меня кончились варианты извинений и я наконец соврала насчет затяжного бронхита, который якобы имел отвратительную привычку нападать на меня ни с того ни с сего, наш разговор вернулся к затронутой теме.

— Почему ты считаешь, что я совершаю ошибку?

— Ну, возможно, сужу предвзято, но тебе следует пересмотреть правило о крупных городах. Колумбийский университет полностью изменил мою жизнь.

— Неужели?

— Да. Нью-Йорк — это самое лучшее место в мире для получения образования.

Я отнеслась к этому скептически. Я всего лишь второй раз была в городе, во что трудно поверить, поскольку мы живем всего лишь в двух часах езды отсюда. И первая поездка практически не считается, ибо тогда вместе с бабушкой мы приезжали смотреть мультфильм «Король Лев».

— Слушай, только без обид. Почему ты так уверен в том, что мне понравится жить в Нью-Йорке? Я ведь и тридцати секунд не могу смотреть «Секс в большом городе», меня сразу начинает тошнить.

— Ну, в основном я сделал этот вывод на основании того, что ты писала для «Крика чайки», — сказал он. — Например, в той статье, где речь шла о беспорядках, вызванных введением зонирования столовой по социальному признаку…

— «Овощная неразбериха: борьба с тиранией в кафетерии».

— И еще статья про ошивавшуюся у нас богачку, Хайацинт как ее там…

— «Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: еще одна позерша».

— Да! Вот это была статейка!

Если бы меня убили на месте в ту минуту, я бы не осталась в обиде на этот мир.

— Но ты ведь уже окончил школу, когда я все это писала…

— А мне сестра присылала твои прошлогодние передовицы из «Крика чайки», — пояснил он. — Она прямо твоя фанатка. Ей очень нравятся твои статьи.

— Твоя сестра? — в школе не было больше никаких Парлипиано.

— Сводная, — поправил он сам себя. — Ты ее знаешь.

— Неужели? — (Как это возможно?)

— Конечно, знаешь, — сказал он. — Тэрин Бейкер.

Тэрин Бейкер — сводная сестра Пола Парлипиано?!

Ни хрена себе.

Не многие помнят, что однажды Тэрин оказала сильное, хотя и непродолжительное влияние на общественную жизнь Пайнвилля. Большинство уже успели забыть о том, как ее временно исключили из школы за то, что она якобы пописала в баночку от йогурта, чтобы Тот, Чье имя Должно Остаться Неизвестным мог сдать ее чистую мочу для неожиданного анализа на содержание наркотических веществ. Я являюсь единственным человеком (естественно, помимо Того, Чье Имя Должно Остаться Неизвестным), кто знает что она солгала и что сделала она это исключительно из-за того, что отчаянно хотела привлечь к себе общественное внимание. Мы — то есть Тот, Чье Имя Должно Остаться Неизвестным и я — единственные на свете люди, которые знают, кто на самом деле написал в эту баночку. Мы знаем, кто это сделал, но не знаем — почему.

Уж точно не знаю, зачем я это сделала.

Естественно, план Тэрин с треском провалился. Через несколько недель даноновский инцидент стерся из памяти Пайнвилля, и вместе с ним снова перестали замечать Тэрин Бейкер.

Но что делает это открытие еще более странным, так это то, что прошлой весной я провела с Тэрин огромное количество времени, ведь я была ее репетитором, поскольку ее родители опасались, что она провалит экзамены за десятый класс. Я согласилась помогать ей потому, что мне хотелось отплатить добром за то, что она взяла на себя мой провал. К тому же ее предки приплачивали мне по десять долларов в час, что сильно облегчало мою нечистую совесть.

Тэрин не тупая. Просто у нее напрочь отсутствует какая-либо мотивация хоть что-то делать на уроках, за исключением английского и музыки. Но то, что администрация школы временно исключила ее, и когда она вернулась, все снова стали ее избегать (как и раньше), оставило свою отметину на психике девушки. Тэрин чрезвычайно неохотно поддерживает разговор. А поскольку это суждение исходит от меня, то вы понимаете, насколько все запущено. По сравнению с Тэрин я такая же болтушка, как, например, Сара. Когда мы пересекались с Тэрин в школьных коридорах, я здоровалась, но она все время отводила свои грустные карие глаза куда-то в сторону. Она меня немного пугает. На самом деле, в ней отчетливо проявляются тенденции, свойственные Черным Бардам. До сих пор не могу понять, как ей хватило смелости признаться в преступлении, которого она не совершала.