Время красивых людей - Елизавета Мусатова
Шрифт:
Интервал:
Часы на кухне госпожи Марии встали. Мика поискал ключ, но гвоздик, вбитый в боковину корпуса, пустовал. Сама госпожа Мария только винила Йоцу за то, что весь в делах и вечно все теряет, никакого порядка в этом доме.
Приемник вернули на кухню. По нему как заведенное крутилось одно и то же сообщение. Алиса настаивала оставить хотя бы минимальный звук, Мика был против. Марко внес в спор решающий голос, и Мика, забрав свою кружку, пошел сидеть в спальню. Теперь обращение к согражданам и призыв молиться за повстанцев тихо бубнил у ножки дивана. Алиса поднялась было со стула, но Марко поцокал языком:
– Посиди, русская. Поговорим.
Шторы оставались задернутыми, и только по узкой полоске сбоку можно было понять, что за окном день вступил в свои права. Выпили по две кружки кофе, а разговор не заканчивался. Алиса достала из рюкзака блокнот и делала быстрые пометки.
– Массовая забастовка таксистов два года назад?
– Это не наши, – уверенно сказал Марко. – Шушера эти таксисты. Мафия. Себе на уме. Только бы нагреться на чужих карманах.
– Тогда почему столько машин с шашечками на баррикадах?
– Может, у них гражданская позиция!
– Ты же только что сказал, что они мафия.
Марко зыркнул так, что Алиса добавила:
– Хорошо, пусть будет мафия с гражданской позицией. Что насчет протестов против застройки набережной? Помнишь, такие, с желтыми утками? Против элитного комплекса жилья?
– Это народ! Стихийно объединились!
– Не пойму, Маки. Ты говоришь, что все спланировано заранее, а как начну расспрашивать, все у тебя спонтанно и по воле народа.
– Ну, народ объединился и спланировал! Чего докапываешься, русская? Теории заговора строишь?
– Работа у меня такая. Была.
– А куда сплыла?
– Неважно. А про таксистов ты прав. Кто тут у вас в водители идет? Мужчины средних лет, которые хотят подзаработать. В основном, уж извини, не великого ума и не склонные к рефлексии. Что кум за ракией сказал, то, значит, и есть правда. Вот уж кто точно верит в теории заговоров. В Ватикан и геев, которые хотят захватить мир.
Марко засопел, но промолчал, а Алиса продолжила вслух, словно сама с собой разговаривала:
– Их легко накрутить, выгнать на улицы. Все сходится. Протесты с утками, забастовка таксистов, выступления недовольных студентов, молебенные ходы против сепарации Косово каждые выходные в центре, сидячий протест у Парламента после ковидного карантина в прошлом году. Ты прав, Маки, это и правда мафия. Поводили зажигалкой, подогрели, да и запалили фитилек. Балканы – вечная бочка сухого пороха, каждые двадцать лет что-то да рванет.
– Просто люди устали это терпеть!
– Какие люди? Какие, как ты думаешь, люди, заранее позаботились о том, чтобы из Сербии эвакуировали дипломатов? Простой народ? Твои ребята?
– Мои ребята – патриоты! Не звери же!
– Что бы сделали твои ребята, Маки, попадись им американский консул на улице? Проводили бы до ближайшего убежища, где он бы дождался эвакуации? Машину у подъезда видел? У нее номера дипломатические. Это не народ. Народ сейчас на улицах продолжает штурмовать стратегически важные точки, а те, кто затеял взрыв бочки, сидят сейчас в безопасных кабинетах и наблюдают. Что в головах у народа, я примерно представляю. Мне нужно знать, что в головах у этих, из кабинетов. И что бы там ни было, это, уж извини, точно не благо Родины.
Марко еще посопел. Сжал широкую пухлую ладонь на кружке.
– Ты, русская, конечно, братишка. Но Родину не трожь, поняла? Что ты про Родину знаешь?
Три года в добровольном изгнании, где Алиса пряталась от всех, кто мог ее разыскать, и писала рекламные тексты и эссе для американских студентов на заказ, чтобы платить за крошечную студию, кофе и свежие плюшки из пекарни. До этого – больше двадцати лет между Ближним Востоком и страной, которая перестала быть домом и превратилась в перевалочный пункт вроде гостиницы для журналистов. Алиса посмотрела на Марко, и уголки губ поползли в кривой, на половину лица, улыбке.
– Ничего, – сказала она. – Я действительно ничего не знаю про Родину. Давай завтракать.
Разделили обязанности. Марко ушел в другую комнату, прижимая к груди кочующий по квартире приемник, и сначала было слышно, как он включает его в розетку и прибавляет громкость, а потом Мика попросил сделать потише, чтобы не разбудить госпожу Марию, и Марко закрыл дверь. Алиса с Микой в четыре руки принялись за завтрак. Он вскрывал банки, и, пока она разогревала содержимое на сковороде, резал хлеб на бутерброды: часть с оставшимся с вечера паштетом, часть с засахаренным джемом. Убрались тоже сообща. Сложили в пакет банки, очистили и вымыли пепельницу, перемыли посуду.
– Хочешь, окно откроем? – спросила Алиса.
Мика пожал плечами, и тогда она собрала два полотнища ткани ближе к центру. По краям получились две узкие длинные бойницы, через которые солнце косо ложилось на кафельный пол.
Завтрак для госпожи Марии Мика отнес в спальню, но сразу же и вернулся.
– Спит. Ты что делаешь?
Алиса успела поставить тарелки с подогретым овощным рагу, доску с бутербродами и кружки с кофе на пол у окна, прямо в широкие полосы теплого света, и теперь открывала ящики в поисках салфеток. Она не обернулась в ответ на вопрос, только пожала плечами и сухим тоном сказала:
– Сидим в темноте вторые сутки. Это плохо для здоровья.
Задвинула последний ящик, в котором салфеток так и не оказалось, и теперь повернулась, забегала глазами по шкафчикам, как будто прикидывала, где еще можно поискать. Спросила, все так же не глядя на Мику:
– Ты не против, если мы на солнце?
– Можем и на солнце.
– Можно плед взять, чтобы удобнее.
– Давай возьмем.
Она постелила плед неловкой буквой V: так, чтобы получилось сесть почти напротив друг друга. Отнесла тарелки в соседнюю комнату, где Марко дежурил в обнимку с приемником. Вернулась. Мика уселся по-турецки, и Алиса осторожно опустилась рядом, опираясь для верности обеими ладонями в пол, и
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!