Иллюзия смерти - Сергей Майоров

Металлический, прожженный вечностью скрип говорил мне, мальчишке, мол, садись, и ты поймешь, что такое настоящая машина, а не этот ваш немощный, купленный недавно «Москвич». Подниматься в кабину, разреши мне водитель, пришлось бы в три приема. Как в танк, наверное.

В танке я раз был. Дед возил меня к месту съемок фильма «Горячий снег». Он попросил, ему разрешили, я залез в люк и сел за рычаги управления. Правда, вынимать меня оттуда пришлось с боем, по сравнению с которым все то, что снималось на пленку, было так, перестрелкой. Я плакал и вопил, противоборствующая мне сторона разражалась смачной матерщиной. Победили они. Но тогда я был маленький, а сейчас умею отгонять злых собак. Много воды утекло. Ай да машина….

Огромная бочка с толстенным шлангом, закрепленным на ее боку непостижимым для моей фантазии образом. Всем хороша была эта машина. Я не находил в ней изъянов, и даже мечта прокатиться на этой огромной конструкции была такая же безукоризненная, как и ржа на ободьях. Шины… Да шины ли то были?! Аттракцион обозрения, чертово колесо для таких недомерков, как я! Я знал, что этот трактор назывался «К-700». Больше его были только дома. Если с трубами.

— Прокатиться хочешь? — услышал я.

Голос заставил меня резко развернуться. В трех шагах твердо и величаво, как и подобает водителям таких машин, стоял мужчина, рассматривал меня и вытирал руки ветошью.

Он мне сразу не понравился. Может быть, я вынужден был сравнить его с машиной и она выиграла? Я разглядывал мужчину, и счет быстро увеличивался не в его пользу. Чем дальше заходили мои зрительные изыскания, тем беспокойнее я становился. Как таким доверяют машины? Невысокий рост, пахнет щами. Этих заключений было уже достаточно для подозрений в том, что машину он завести не сможет. Опять же очки толщиной в ту самую лупу, которой я спалил осиное гнездо. Но я же не собирался с ним жить, в конце-то концов?

— А можно?

Вместо ответа, на который я втайне, хотя и безнадежно, рассчитывал, он продолжал рассматривать меня.

— Где живешь, друг?

Я объяснил, что наш дом стоит почти в центре города, а родители мои — учителя. Дед тоже, и даже директор. Мало того, он главный в училище, расположенном в сотне метров от этой машины. Был директором школы, а потом его попросили перейти в училище. Говорят, дети там непослушные. Я рассказал это, поскольку мне показалось, будто ему интересно. Потом я добавил, что велик у меня отобрали, поскольку я снова ездил на кладбище, а еще катался на соседской свинье. Больше всего я люблю есть клубнику, политую молоком.

— А на кладбище на велосипеде-то зачем? — удивился он.

Вот!.. Они же всегда казнят меня этим вопросом. Или как там у них называется?.. Да, ставят в неловкое положение. Но лгать человеку, который мог, хотя бы и шутя, предложить прокатиться, я не стал.

— Мы с Сашкой гоняем по рядам и трещим колокольчиками. Покойники, понятное дело, пугаются. Нам смешно. Особенно пуглива бабка восемьсот пятого года рождения.

Мужчина расхохотался и поправил на носу очки, которые от смеха завалились у него куда-то на затылок. Потом он быстро успокоился.

— Тревожить покой умерших, старик, скверно. — Мужчина вздохнул и открыл дверцу трактора. — Когда-нибудь и ты умрешь, а над тобой будет гонять толпа балбесов и пугать тебя звонками. Нехорошо.

— Я умирать не собираюсь, — возразил я, поскольку ничего более глупого из уст взрослого человека еще не слышал.

— Никто не собирается. Но все умирают. Ну-ка, падай в кабину! — приказал он.

Голос тоже так себе. В толпе и не разберешь, что это именно он первый крикнул «пожар».

Я стоял, понурив голову.

— Ты чего замер? Падай, говорю!

Когда такое говорит дед, сидящий в своих «Жигулях» или отец из «Москвича», все понятно. Туда упасть можно. В любую из двух машин. А как забраться сюда?

— Эх, кулема! — проворчал он, вскочил на подножку и распахнул надо мной дверцу. — Подсадить?

И я взлетел в кабину.

Водитель сказал что-то, я из-за рева двигателя не расслышал и переспросил:

— Чего?

— Сейчас заедем кой-куда. Дело у меня есть. У тебя бывают дела?

Я пожал плечами. Почему бы нет? Бывают, конечно, когда делать нечего.

Мне хотелось спросить, что за дело у него, но я постеснялся. Тебе разрешают кататься на тракторе величиной с дом, а ты с расспросами лезешь. Нехорошо. Да и зачем бы он стал мне рассказывать? Ведь когда взрослые что-то замышляют, они редко посвящают детей в свои планы. Этот вот тоже так делает.

В общем, если не считать восторга от такой поездки, в голове моей была каша, явный избыток впечатлений. Главным из них было вот что: я прокачусь, а мама не узнает. Не должна! Иначе беды не миновать. Тогда никакие добрые воспоминания о тряске в огромной кабине не помогут.

Мне восемь лет. Я знаю, что нельзя подходить к неизвестным людям, начинать с ними разговоры, садиться в телегу, машину, входить без разрешения родителей в их дом.

Нет, это я подобрал какое-то неправильное слово. Так может думать только первоклассник. По всем показателям. Что это такое, я не знаю, но так всегда говорит отец об урожае на даче, когда его некуда девать. «Нельзя» — это не то слово. «Категорически воспрещается» — вот как правильно.

Помню, давным-давно дед остановил машину у какого-то дурацкого столба. На уровне головы взрослого человека на том столбе красовался желтый треугольник с черепом из мультфильма, смешным, совсем даже не злобным. Там еще были какие-то буквы.

— Что написано? — строго поинтересовался дед, и я тут же стал вспоминать грехи последних минут. По всему выходило, что к черепу они не имели никакого отношения.

Дед был директором, но, по словам отца, иногда забывал об этом и начинал «чистить ствол банником». В войну он служил артиллеристом.

— Я не умею читать, — возмутился я тогда. — Ты же знаешь.

— Там написано: «Не влезай, убьет!» — сообщил он.

При этом голос у него был такой, словно я на его глазах спустился с того столба или как минимум намеревался на него забраться.

— А кто убьет-то? — Мне и впрямь стало интересно.

Если на столбы лазают, значит, в этом имеется какой-то смысл. Профессия даже есть такая. У дяди Саши. Значит, забираться на столбы необходимо. А тут такая странная надпись, запрещающая дяде Саше заниматься своими делами.

— Электричество убьет.

— Дед, а зачем тогда взрослые лазиют?

— Лазают!

— Ну лазают! — с досадой внес я поправку, хотя это слово — «лазают» — казалось мне полной бессмыслицей. — Лазают зачем, если точно известно, что там, наверху, электричество, которое убивает?

— Оно убивает только тех, кто не умеет с ним обращаться. А дураков, как и пчел, тянет на желтый цвет. Так вот, лучше такого недоумка специально привлечь и дать ему прочесть, что лазать опасно. Тогда он, может, и не полезет.