Красивая, богатая, мертвая... - Анна Данилова

Паспорт она, понятное дело, вернула на место. Ирина ничего не заметила. Сестры легли спать. А утром, наскоро позавтракав (кусок в горло не лез), Оля помчалась к Борису. И разрыдалась, когда он открыл ей дверь. Такой теплый, родной, домашний в шелковом халате, милый… Он обнял ее, спросил, все ли прошло благополучно, не заметила ли сестра пропажи паспорта. Оля успокоила его, сказала, что все в порядке, что она хочет есть, и попросила сварить ей кофе, пока она будет переодеваться. На самом же деле ей хотелось как можно скорее оказаться в спальне, где в платяном шкафу она оставила сумку с деньгами.

Распахнув шкаф, она сначала не могла поверить своим глазам: сумки не было!

Не чувствуя себя, своего тела, как призрак, она вошла в кухню, где Борис варил кофе. Все плыло перед глазами.

– Д-деньги… Они пропали… – прошептала она, чувствуя, как горло ее словно сжимает невидимая рука.

В кухне пахло кофе. Жизнь пока еще не остановилась. За окном пели птицы, от легкого ветра колыхались занавески. С улицы доносился обычный городской шум. И Борис выглядел спокойным и счастливым.

– Ты чего, заяц? – Он подошел к Оле и обнял ее. – Чего ты так испугалась? Пойдем, я покажу тебе твои денежки…

Он привел ее в гостиную, открыл секретер и показал ей ровные стопки денег.

– Да я просто переложил их сюда. Мы же завтра утром едем…

– Как утром? Ты же сказал, что через три дня…

– Завтра, завтра. Вот они, твои денежки. Просто еще раз пересчитал, вот и все! Знаешь, у моего брата была такая история. Он тоже вот так продавал квартиру, получил деньги, вроде все правильно, а когда пересчитал уже дома, оказалось, что не хватает порядка двадцати тысяч…

Но Оля его не слышала. Она стояла и смотрела на пачки денег, аккуратно разложенные по полкам секретера.

Она повернулась и крепко обняла Бориса. Она была благодарна ему за то, что он с ней, что не исчез с деньгами, не обманул ее, что он был ее реальностью и ее будущим.

Они целый день провели вместе. Спали, лежали обнявшись. Приготовили вместе вкусный ужин, поужинали, затем уложили вещи и легли спать. Утром оделись, вызвали такси и поехали на вокзал.

Борис не поскупился, взял СВ, прекрасное купе на двоих. Был ласков, нежен. Сумка с деньгами была надежно спрятана под сиденьем.

Он исчез неожиданно. Когда Оля окончательно успокоилась и чувствовала себя счастливой. Она вышла в туалет, а когда вернулась, поняла, что Бориса нет. Вероятно, он дожидался удобного случая, чтобы в купе, кроме него, никого не было, взял сумку и сбежал. Исчез. Прихватил даже палку колбасы, которая лежала на столике, и бутылку коньяку.

Или же его убили и обокрали. Но это уже сказочка для других юных дур…

Оля же до самого Питера сидела как оглушенная за столиком, смотрела в окно и видела лишь расплывчатый от слез унылый пейзаж собственной глупости…

Откуда ни возьмись полезло: а ведь он предлагал мне продавать мою квартиру, даже не видя ее! Значит, просто знал планировку, знал, что квартира в самом центре города, чудесная «генеральская» сталинка стоит дорого; да и шубку моль побила; и кольца не с брильянтами, а с хрусталем; и платья вечерние ношеные, наверняка он их украл из гардероба какой-нибудь бывшей актрисы… Вот исчез человек, и все вокруг превратилось в большую желтую тыкву… Нет золотой кареты. Нет бального платья. Нет стоматологических курсов. Нет петербургской квартиры. Нет мужа с красивой и загадочной фамилией «Исаковских»…

Есть только горечь предательства да несколько тысяч рублей наличных в сумочке, которых ей хватит, чтобы вернуться домой.

Еще есть стыд и позор.

Еще есть обманутая сестра, которая вряд ли ее простит.

Еще есть желание заснуть и не проснуться…

Через три дня, измученная, опухшая от слез, она вернулась в свой родной город, сразу же поехала к Ирине. Упала на колени и рассказала все как есть.

– У меня больше нет сестры, – сказала Ирина. Она побелела от волнения. Такого же цвета было ее лицо, когда она хоронила Виктора.

Ирина взяла ее за плечи, подняла и выставила вон за дверь.

– Никогда не приходи, не звони, не пиши. Все бесполезно. Ты подлая дрянь, и я тебя ненавижу. Ты продала меня за… – она грязно выругалась и сплюнула. – Пошла вон, идиотка!

18 июня 2011 г.

– Сережа, а они не могли там ничего напутать? Ну и что, что экспертиза? Сам посуди: одно дело – эти следы в холле, другое – на месте преступления… С чего ты решил, что это именно его кроссовки? Почва… Этого просто не может быть, понимаешь? И что теперь будет? Он не убивал, я это точно знаю. Ну не мог он, понимаешь? Либо это хорошо спланированное убийство, и его подставили, как это часто бывает, либо это просто совпадение, и рисунок подошвы кроссовок… Ладно, потом поговорим, при встрече…

Глаша смотрела на Лизу, говорящую с Мирошкиным, и понимала абсолютно все, о чем шла речь.

Мирошкин позвонил и сказал, что на месте преступления, на обочине дороги, ведущей из поселка «Волга» в город, в нескольких метрах от того места, где был обнаружен труп, найдены хорошо сохранившиеся отпечатки спортивной обуви сорок второго размера. Произведя в доме Дмитрия Родионова определенную работу, эксперты обнаружили и в холле, и на лестнице точно такие же следы. Имелись также показания свидетелей, соседей Родионова, о том, что в вечер убийства они видели и слышали Дмитрия и Ирину. Обычно тихая и кажущаяся счастливой пара никогда прежде так не скандалила. Это была не просто сцена ревности, соседка, живущая рядом с Родионовым, утверждала, что лично слышала, как Дмитрий грозился убить Ирину, что обзывал ее самыми последними словами, а потом будто все стихло, и соседка, вероятнее всего, насмотревшись сериалов, решила, что женщину убили. Поэтому люди и не удивились, узнав, что мертвое тело девушки нашли в кустах, неподалеку от дороги…

Глафира принесла и поставила перед Лизой чашку с кофе.

– Ладно тебе, успокойся. Его же еще не арестовали. Подумаешь, отпечатки кроссовок! А может, это та самая женщина-травница, о которой рассказывал Дмитрий, была в кроссовках?

– Нет, они проверяли. Как сказал Мирошкин, весьма тщательно. Выяснилось, что Янина Вильк вообще не носит спортивную обувь и одежду и что никогда никто не видел ее даже в брюках! Что эта женщина – эталон женственности в поселке и носит платья, юбки и исключительно дорогую кожаную обувь – туфли или легкие ботинки (тридцать шестого размера) и что эти следы никоим образом не могут принадлежать ей. Другое дело, что ее сопровождала женщина, некая Татьяна Николаева, вот она-то как раз была в кроссовках, но только у нее нога очень маленькая, вообще редкий размер – тридцать пятый. Словом, эти следы могут принадлежат убийце или же случайному прохожему… Но тогда, спрашивает у меня Мирошкин, каким образом этот случайный человек оказался в доме у Родионова? У человека, который ночью орал на свою девушку, а потом она внезапно замолчала и утром ее нашли мертвой?!