Краски мечты - Лора Брантуэйт

– По-моему, ты отстала от развития цивилизации: электричество появилось еще в прошлом веке! – Мэган показала подруге язык, за что и поплатилась: на кончик языка попала маска. – Тьфу, вот что бывает, когда я подхватываю твои инфантильные жесты.

Джина скорчила рожицу, надела куртку и вышла из номера.

Внутреннее убранство главного корпуса сильно отличалось от того, что можно было вообразить при взгляде на фасад этого здания. Казалось бы, в этом немного мрачноватом старинном здании должны быть красные ковры на полу, кирпичные стены с развешанным оружием и камин в холле, но нет: все было выдержано в пастельных тонах, в нишах стояли вазы с живыми цветами, и только на втором этаже какой-то любитель местного колорита повесил гобелен. Джина подошла, чтобы рассмотреть эту вещь, заметно выбивающуюся из общего тона.

А гобелен был хорош. Джина с уверенностью могла бы сказать, что ему не меньше двух веков и сделали его во Франции. Полотно изображало сцену охоты на оленя. На первом плане, однако, были не богато одетые дамы и кавалеры, а гордое лесное животное. Олень со стоическим спокойствием оглядывался назад, на приближающуюся погоню, и удивительно четко был виден каждый мускул сильного тела под коричневой шкурой.

Вот уроды, подумала Джина. Забавы ради убивать таких красивых созданий… А ему ведь тоже хотелось жить. И вся беда в том, что их было много – а он один. Посмотреть бы, что сделал бы кто-то из них, встретив на лесной тропе зверя и не имея оружия в руках! У нее, очевидно, был тот же взгляд на ситуацию, что и у автора гобелена, потому что другие изображения с похожими сюжетами, как правило, в центр ставили пышную публику: чересчур красивых мужчин и восторженных женщин, а здесь… Здесь – лесной красавец, дикий и быстрый, и, наверное, отважный и гордый: не обращается к зрителю, не укоряет убийц, идущих по следу.

Джина спустилась. Кивнула администратору, толкнула дверь и вышла в холодный вечер. Сумерки уже сгустились. Заснеженная улица в сиреневом сумраке, кое-где разбавленном светом от круглых луноподобных фонарей, выглядела просто фантастически. Впечатление усиливали вздымающиеся с двух сторон темные громады гор, казавшиеся теперь сгустками тени. Полоска горизонта на западе, раскаленная закатом, еще остывала. Джина чувствовала себя маленькой девочкой, вдруг попавшей в сказочный мир. Ей не хотелось стать принцессой, не хотелось найти волшебную палочку – лишь бы успеть надышаться этим волшебным воздухом, запомнить все-все мелочи, сохранить в памяти каждую картину… Ну, и если бы возможно было встретить принца…

Нет, черт возьми, что же это такое! Стоит только расслабиться, как в голову лезет всякая чушь! – одернула себя Джина. Одна мысль, за ней другая, а потом целый вечер я буду чувствовать себя несчастной от несбыточности своих надежд. Вот уж дудки!

Сердиться на себя – это в конечном счете гораздо лучше, чем изнывать от беспричинной тоски. Джина решила сегодня быть счастливой. Благо обстановка располагала.

Девушка наклонилась и зачерпнула ладонью снег. Мороз был не сильным, и белые чистые хлопья легко скатывались в плотный тяжелый ком. Перчатки, конечно, станут мокрыми, но это такие мелочи… Они-то Джину не беспокоили никогда. Она могла часами бегать под дождем и искренне удивляться маминому гневу, зимой – возиться в снегу, не веря, что может существовать какая-то связь между открывшимся сегодня кашлем и вчерашней постройкой снежной крепости с последующим сражением.

Погрузившись в воспоминания, Джина и не заметила, как швырнула снежок: просто замахнулась, а потом – само собой – выпустила снежный комок из рук.

Сделала она это машинально – и оттого не сильно.

Но Альберт, спокойно шагавший по вечерней улице и на ходу закуривавший сигарету, сильно удивился, получив в спину тычок – прицельный, точно между лопаток. Он недоуменно обернулся: степенные незаинтересованные горожане, деловито бегущая мимо собака с рыжим хвостом… И девушка в бирюзовой куртке, затормозившая на ходу и испуганно прижавшая ладонь ко рту.

Альберт ее узнал: ах, эта, в отеле, из львиной свиты. Вот уж странный способ сводить знакомство с мужчинами. Неужели сама охотится за кошельками? Нет, так это не делается, скорее – просто ненормальная, или, того хуже, обычная взбалмошная девчонка, не выросшая из детских игр.

У Альберта был большой жизненный опыт. И, в частности, большой опыт общения с критиками и прессой. Он-то и научил режиссера с достоинством принимать удары и, вроде бы ничего не делая, обращать их против того, кто эти удары наносил. И тут же сработал какой-то условный рефлекс. Он посмотрел жестко и как-то мимо девчонки, мелькнувший в его взгляде интерес мгновенно сменился холодным равнодушием. Зашагал прочь, ни на йоту не ускорив шага, не издав ни одного звука.

Джина пискнула «извините», и ей показалось, что тихое слово ударилось в неширокую удаляющуюся спину и мягко шлепнулось на мощеную мостовую. Ей оставалось переминаться с ноги на ногу и краснеть.

Вот дурочка! Какой ужас… Опять этот человек… Что он обо мне подумает?! Хотя – уже не важно. М-да, лучше бы с ним теперь не встречаться. Как глупо, как стыдно… С такими невеселыми мыслями Джина все-таки заставила себя сдвинуться с места, потому что прохожие стали на нее поглядывать с явным интересом: еще бы, стоит посреди улицы девушка, растерянная, судя по манере одеваться – приезжая, и сосредоточенно растирает ладонями щеки. Джина свернула за угол и нырнула в дверь какого-то магазинчика.

Сердце колотилось. Больше всего на свете Джина ненавидела попадать в глупое положение. Нельзя сказать, что это случалось с ней слишком часто, но уж если случалось…

Джина постаралась успокоить дыхание и огляделась. Улыбнулась: Мэган позавидовала бы такой удачливости. Она попала в ювелирную лавку. На удивительно маленьком пространстве помещалось удивительно большое количество витрин. Здесь, казалось, находилось все, что может поразить воображение женщины: серьги и кольца, браслеты и подвески, броши и цепочки; золото, серебро и просто красивая бижутерия. У Джины мелькнула мысль, что если бы она владела таким магазином, то изделия располагались бы систематизарованно: в трех витринах – золото, серебро, бижутерия, и в каждой витрине были бы отдельные полочки для цепочек, серег и колец. На нее в этом плане очень повлияли виденные ею ювелирные магазины в Америке. Но, по-видимому, владелец этой лавочки придерживался совсем других взглядов. Среди всей красоты, собранной здесь, царил предвечный хаос. Если и была какая-то общая идея, организовывавшая расположение украшения, то нужно было обладать недюжинным интеллектом или, возможно, сильнейшей интуицией, чтобы понять эту тайну.

Тем не менее, если здешний торговец хотел достичь как можно более глубокого воздействия на покупателей, то ему это удалось. От мерцающих, искрящихся, переливающихся украшений кружилась голова. Хотелось забыть обо всем на свете и остаться здесь, чтобы рассмотреть каждую вещь как можно лучше. И наверняка попалось бы что-то такое, от чего нельзя было отвести взгляд…

Как в музее. Хитро придумано, отметила про себя Джина, но сама со счастливым вздохом погрузилась в созерцание красоты из блестящего металла и камней.