Лунный рыцарь - Тамара Крюкова

— Ну, обрадовала, — протянул Глеб. После услышанного единственным его желанием было убраться отсюда подальше.

— Не нравится мне эта затея, — в унисон его мыслям осторожно вставила Агнесса. Она жалела, что пошла на поводу у детей, но холодная усмешка Глеба тотчас напомнила ей, что у нее не было выбора.

— Признайтесь, что кошелек у вас, и мы тотчас уедем, — с надеждой сказал Глеб.

— Мне не в чем признаваться, — упрямо повторила герцогиня.

Занятые перепалкой, они не замечали, что Марика из последних сил крепилась, чтобы никто не догадался, как ей страшно. Это был вовсе не тот страх, что испытывали люди, оказавшись в месте, овеянном зловещими легендами. Он имел гораздо более глубокие корни. Варга строго-настрого запрещала ей ворожить. Марика до сих пор помнила, как больно та оттягала ее за уши, когда однажды они с цыганскими ребятишками затеяли вызывать духов. Из всей ватаги досталось только ей одной, хотя там были ребятишки и постарше.

Девочка уговаривала себя, что ничего плохого не случится. Гадание на наковальне — не такая уж сильная ворожба, но в душе зрело предчувствие чего-то ужасного. Зачем только они с Глебом взяли кошелек Лунного рыцаря? Он все равно им не пригодился, а лишь навлек проклятие. Но теперь отступать было поздно. Марика не видела другого способа развязать узел вражды между приемной матерью и Глебом.

— Зачем ругаться? Дело надо делать, пока до ночи далеко, — прервала ссору девочка.

Стараясь подавить обуревавшие ее страхи, она зажгла свечу. Язычок пламени затрепетал, оплавляя воск. Несколько тяжелых капель упали на металл. Марика закрепила в расплавленном воске горящую свечу. Фитилек потрескивал и коптил. Черная восковая слеза медленно поползла вниз.

Девочка достала краюху хлеба и, разломив, положила подле свечки, а рядом насыпала горстку соли. Все приготовления были завершены.

— Пусть каждый положит сюда свою вещь, — глухим от волнения голосом приказала Марика.

Точно бросаясь в омут с головой, она сняла браслет, который хранила как память о цыганской жизни, и первой положила его на наковальню. Рядом лег шелковый носовой платок с вышитым в углу королевским гербом.

Глеб с неприкрытой враждебностью уставился на Агнессу, которая тщетно пыталась стянуть с пальца перстень. Юноша не сомневался, что это всего лишь уловка, чтобы увильнуть от испытания.

— Что, не снимается? Какая жалость. Неужели мы напрасно тащились в эту даль? — язвительно ухмыльнулся Глеб.

Агнесса вспыхнула, порывисто сорвала с себя капор и бросила его на наковальню. От дуновения пламя свечи бешено заплясало, едва не погаснув. Все затаили дыхание, будто угасшая свеча означала нечто большее, чем огарок с почерневшим фитильком, и ее нельзя было запалить вновь. Постепенно свеча разгорелась. Теперь пламя не колебалось. Оно застыло, словно нарисованное неведомым художником над пыльной наковальней.

Марика спохватилась, что не помнит заклинания. В памяти всплывали отдельные слова на гортанном цыганском языке, но они не складывались в единое целое. И не мудрено. Она лишь пару раз слышала, как заклинание читала Варга. Ей было ни к чему заучивать его наизусть.

Шли минуты. Чем больше Марика силилась вспомнить слова, тем вернее они от нее ускользали. А в глубинах сознания почти неосознанно крутилась одна единственная мысль: «Все к лучшему, ведь мне нельзя ворожить». Девочка хотела отменить гадание, но боялась. Ослепленный ненавистью, Глеб не поверил бы ей и решил, будто она выгораживает Агнессу.

— И что дальше? — точно в ответ на ее опасения спросил Глеб. В его голосе звучала неприкрытая враждебность. Марика отчетливо ощутила, как он изменился. Ненависть выжигала его душу, и он уже не был прежним: добрым, отзывчивым и справедливым юношей, готовым в любой момент прийти на выручку. На краткий миг желание вернуть прежнего Глеба и погасить пожирающую его злобу затмило в Марике страх перед местью духов. И она начала говорить. Гортанная речь легко и свободно слетала с ее губ, но она не понимала ни слова. Это был не цыганский, а неведомый ей язык, тот язык, который знала только Варга, но никогда не передавала людям. Марика словно жила в двух лицах: одна говорила, а другая слушала со стороны. А может быть, она вовсе перестала существовать, обратилась в вибрацию звуков. Мимолетное удивление прошло, как исчезла боязнь. С каждым словом мир будто отдалялся, оставляя лишь мрак и застывшее пламя свечи.

Глеб и Агнесса, оцепенев от страха, наблюдали, как по наковальне заревом разлилось слабое свечение. Оно усиливалось, пока металл не накалился докрасна. Кузня озарилась красноватым светом, и от этого тьма за окном сгустилась.

В багровых отблесках лицо Марики было бесстрастным, как маска, лишь в зрачках дрожали огоньки свечи. Девочка, не мигая, смотрела перед собой, и все же взгляд ее блуждал где-то далеко.

«Как слепая», подумал Глеб, стараясь сбросить с себя липкий страх. Отрешенный, далекий от мирской суеты взгляд был чужим на детском лице. Он пугал. Так не могла смотреть маленькая девочка. В этом было что-то противоестественное. Глеб вспомнил, что только однажды он видел такой же взгляд — у старой цыганки с варварским именем Варга.

— Целуй! — приказала Марика.

Загипнотизированные магией заклинания, Глеб и Агнесса не сразу поняли, что она обращается к ним.

— Целуй! Безвинного огонь не жжет, — повторила девочка.

Она ни словом, ни жестом не показала, кому именно адресован ее приказ, и все же и Глеб и Агнесса поняли это без намека. Герцогиня в ужасе уставилась на раскаленную наковальню.

Глеба передернуло. Не хотелось бы ему сейчас оказаться на месте Агнессы. Впрочем, она сама виновата. Незачем было отпираться. Могла бы с самого начала признаться и вернуть кошелек. Он стряхнул с себя едва затеплившуюся в нем жалость к женщине. И тут, к его удивлению, герцогиня направилась к наковальне.

«Что я делаю? Это безумие»., — думала Агнесса, сделав первый шаг. Пара метров до наковальни показались ей длиной в милю. Ноги отказывались идти, но она подавила в себе желание остановиться. Бывают моменты, когда стоит помедлить и позволить себе размышлять здраво, как уже невозможно решиться на отчаянный поступок. «Я сошла с ума. Будь что будет», пронеслось у нее в голове. Агнесса порывисто наклонилась и коснулась наковальни губами. Раскаленный на вид металл при прикосновении оказался холодным.

Прошло несколько мгновений, прежде чем женщина осознала, что она прошла испытание. Теперь, когда страх и волнение остались позади, на нее вдруг накатила слабость. Она опустилась на колени возле наковальни и зарыдала. Слезы текли по ее щекам. Она понимала, что выглядит со стороны глупо. Взрослая женщина, рыдающая от радости, что вышла победительницей в опасной игре, затеянной подростками.

Глеб не знал, что и подумать. Судя по всему, Агнесса была невиновна. Его в этом убедило не только цыганское гадание. Человек, который чувствует за собой вину, просто не может вести себя так искренне.

— Видишь, она говорила правду. Она не крала кошелек, — сказала Марика.