7 причин сожалеть - Дарья Тоин

даю ему коснуться, резко отворачиваясь, вдыхая, пропитываясь, задыхаясь и от того теряя рассудок, пытаясь оттолкнуть, но все больше теряясь...

— Ты боишься? — Давит торсом, широко расставив ноги, порывами вдыхая, задевая щетиной и тут же целуя ямочку под ухом, что бесполезно отводить. — Слабенькая...

Всё внутри давно схвачено и вытянуто струной, пронизывающей от талии до кончиков пальцев, особенно напрягаясь в самом низу живота под его давящей тяжестью. Это дико постыдно и давно забыто.

— Смотри-ка, это не страх? И тогда... тоже был не он, да? А я-то думал всё это время...

Шумно вдыхает. Резко отстраняется, дико хохотнув.

Еле сползаю вниз, даже не пытаясь справиться с тем, что сейчас тлеет во мне.

Это безумие не поддается ничему, особенно контролю...

— Ладно, Светик. Потом как-нибудь поговорим об этом. Я позвоню. — Смакует губы. — Сла-а-адкая такая, блин, круто.

И я проигрываю, потому как впервые показываю кому-то средний палец вместо тысячи пропавших слов.

Придурок... Ненормальный.

Стрипы... заскучали.

Сколько же от него... проблем.

"Ты бываешь разной,

Стихия вечного огня."

(М. Барских — "По секрету")

Его безответственностью

Светлана, ну, ё-моё

Не знаю лучшего способа привести нервы в порядок кроме того, чтобы начать драить пол. Серьезно.

Я не педант, не помешана на чистоте, в моём доме скорее лёгкий хаос, чем порядок, но когда становится совсем паршиво (Это слово после Нины кажется каким-то... Не таким), я беру ведро, швабру и начинаю процесс, стирая всё к чертовой матери.

Как-то, после жуткой проверки на работе, под швабру попал Тим... У него до сих пор шрам на ноге от острого уголка.

Да почему... Вот, почему!? Почему этому дурацкому сознанию не надобно мужа, ну!?

Он же нормальный мужик. Симпатичный. Умный. Ну!?

И я понимаю, что у меня бы могли играть гормоны и просто хотелось бы чего-то "новенького", но... Но я вообще не реагировала, Боже, все эти 7 лет.

Всё, не могу! Где там швабра?

Как он сказал? Эпистолярный взгляд!? Смотрела я на него как-то не так раньше? На лице было написано всё? Ну, печально. Я всегда думала, что умею сдерживать эмоции.

Единственное, чего хочу по жизни, это остаться одной! Точнее — не в плане отсутствия кого-то рядом, а именно в отношении морального спокойствия... Всё же не зря я Весы, мне важно хоть иногда быть в уравновешенном состоянии, когда душа не колеблется из стороны в сторону.

Всё! Где там моя плоская лучшая подружка!?

Иду в ванную, скидываю джинсы, сбрасываю рубашку в стирку, тут же набираю ведро из огромного заранее приготовленного корыта, что досталось ещё от бабушки. Подхватываю швабру, в коридоре забрав смартфон и оставляя домашние шлепки, шлепая дальше босиком.

Так, начнем с зала. Элька всё равно не проснется от света, а мне вот точно полегчает.

И уже первая песня, включенная случайным воспроизведением в моём же атасном плейлисте, заставляет смеяться, поражаясь отличному чувству юмора Вселенной (Больнючему, конечно, но отличному), подчиняя голос и тело вилять в пируэтах со шваброй, покоряясь этим аккордам.

— Я нена-ви-и-ижу... За то, что рядом нет тебя. Ненави-ижу-у. Иди ко мне-е!

Интересно, сколько раз Миша Марвин пел эту строчку? Она же прямо-таки попадает в самое сердце любого или любой с безответной.

Чем-то напоминает Дорна, под которого танцевала на чужой свадьбе в 15-ом, но тут композиция более нежная.

В общем, надеюсь, бабушке на первом не слышны мои песнопения, да и танцы не осыпят штукатурку, а то и её придётся обновлять.

А ещё после "Иди ко мне" так хочется добавить "Хой", что я включаю эту песенку на повтор.

О да, Свете пошёл четвертый десяток, Света хорошая тихая девочка.

Девочка в нижнем белье, танцующая по сырому полу, путающая микрофон со шваброй.

— Иди ко мне-е-е...

И я уже вхожу в раж, оценив могущество современных поэтов: "Я сдался без боя, отравлен тобою..." и "Своими губами ты хочешь добить, и я не сопротивляюсь."

— Е-е-е...

Только швабра вдруг дрогнула от сильного каменного окрика в балконное окно.

— Све-ет.

Мне кажется, не поскользнись я сейчас, у меня обязательно бы что-нибудь рухнуло. Например, сердце, ну, или стекло. Что угодно.

Больше всего сейчас боюсь, что крик повторится. Приходится вставать, отмечая, что на копчике обязательно останется синяк, выключать Марвина, что вдруг заставил белеть.

Корчась и проклиная, подхватываю старую рубашку мужа, которую мечтала пустить на тряпки, накидываю, утонув в ней.

Кряхчу, выбираясь на балкон... встаю на цыпочки и... нет, я правда верила где-то очень глубоко, что мне показалось.

Уже чувствую, как завтра будут переглядываться старушки, называя меня за глаза падшей женщиной.

От него одни проблемы, Вселенная! Забери обратно, мне хватило пробника! Хватит!

Улыбается, скот.

— Ты не проверила, уехал ли я. Ну, пустишь? Договорим?

Это всё равно, что дать мне на выбор флакончик с ядом в лице завтрашних вопросов соседей (мол, "что за мужик в полночь, Свет?"), и пистолета с 5-ью заряженными и 1 холостым, выражаясь текстом из "Сердцеедки" Крида.

И откуда в моей голове всё это? Снова кошусь на него.

Что делать-то теперь!?

* * *

Между светом и тьмой

Пока ищу джинсы, думаю, как поступить дальше.

Хочется, чтобы просто ушёл и не собирал посторонние взгляды, что потом мне обязательно обернутся боком.

Пустить его в квартиру — не разумно. Не пустить — не разумнее вдвойне. Выйти самой — болезненно и просто опасно.

Не знаю, чего от него ждать, и именно это настораживает. Его действия подчиняются только одному — собственной прихоти. Либо я не вижу какой-то план, смысл, сюжет, сценарий, да что угодно.

Творит исключительно то, что хочет. Хочет — клевещет, хочет — скидывает на меня обязанности, хочет — рушит мою жизнь, домогается без причины, недоговаривает, выворачивает все на изнанку.

Лучшее, что я могу сделать, — избавиться и замуровать его существование ещё лет на десять, а лучше и навсегда.

Мои чувства — глупость, не больше. И, наверное, Тим прав — я сошла с ума.

Но Артём понимает, что все его действия приводят к таким последствиям, что стоит раз десять подумать прежде, чем хоть что-то сделать?

И именно это выкидывает из квартиры и торопит открыть домофонную дверь, как бы я не злилась при этом. Тоже мне мать Тереза.

Подношу палец к губам, а он вдруг кивает и вырывает телефон из сжатой кисти.

Только тянусь, чтобы отобрать, сам выставляет палец, прося быть тише.

Отлично!

Первое,