Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942) - Владимир Хазан
Шрифт:
Интервал:
Вот что писала в эти дни (23 мая 1920) издававшаяся в Париже «Еврейская хроника»:
Кто такой Жаботинский – об этом не приходится долго говорить в русско-еврейской прессе. Русское еврейство уже давно привыкло видеть его в первых рядах борцов за его национальное достоинство и народное возрождение. Во время войны он поступил волонтером в английскую армию и в чине лейтенанта сражался в рядах еврейских легионов за еврейскую Палестину. Когда в Иерусалиме вспыхнул погром, он стал во главе еврейской молодежи, готовой грудью своей защитить родной народ. Английские власти парализовали действия В.Е. Жаботинского, и несмотря на это он был арестован с 19 молодыми евреями… «за незаконное хранение оружия». Над всеми состоялся военный суд, который приговорил Жаботинского к 15 годам, а его товарищей по процессу – к 3 годам тюремного заключения.
Этот неслыханный по несправедливости приговор вызвал всеобщее возмущение в еврействе. Предприняты шаги к скорейшему пересмотру этого приговора. Английский военный министр Черчилль заявил в парламенте, что он затребовал все документы по делу Жаботинского.
В последний момент получилось официальное сообщение, что главнокомандующий английскими войсками в Палестине уменьшил наказание Жаботинскому до одного года простой тюрьмы, а его товарищам по процессу – до 5 месяцев.
Был еще один извод этой несправедливости, быть может, Жаботинскому даже неизвестный, но поскольку он касался русской литературы, с которой руководитель еврейской самообороны в Палестине состоял в давних и близких связях, достойный упоминания. Не самый, разумеется, крупный, но все же достаточно популярный беллетрист H.H. Брешко-Брешков-ский разразился в 1923 г. романом «Под звездой дьявола», в котором развивал в общем-то основательно потрепанную, но весьма прилипчивую к определенному роду сознания тему о мировой еврейской опасности. В романе фигурирует персонаж под тройной фамилией, означающей на разных языках по сути одно и то же: Вайсберг-Белогоров-Монтебианко. Еврей, рожденный в России, он после революции 1905 года оказывается в Палестине и становится там «одним из столпов сионизма». При этом он является британским подданным и заканчивает Первую мировую войну полковником английской армии. Кто-то из действующих в романе лиц, глядя на этого оборотня с тройной фамилией, «мысленно откинув назад этак лет пятнадцать», представляет себе
курносого молодого человека, привезшего в холодный северный Петербург из солнечной экзотической Одессы-мамы тощий чемоданчик и большую развязность. Вот он в редакции крупной газеты, юный Вайсберг, подписывающий «Белогоровым» свои отчеты о собачьих выставках, о митрополичьем служении и о продовольственных заседаниях городской думы. Через год это уже передовик левой «идейной» газеты, а через пятнадцать лет неофициальный диктатор Палестины… (Брешко-Брешковский 1923: 91).
Не нужно было быть особенно проницательным, чтобы усмотреть в этих более чем прозрачных аллюзиях биографическую повесть Жаботинского – не точную копию, конечно, но все же некий вполне узнаваемый скелет: приезд из Одессы в Петербург; деятельность в качестве русского журналиста; британская армия, в которой он дослужился до капитана; заметная роль, которую он играет в Палестине… Монтебианко – итальянская калька – с немецкого-идишского Вайсберга и русского Белогорова – как будто бы намекает на итальянское происхождение литературного псевдонима Жаботинского Альталена – «качели». Монтебианко в романе Брешко-Брешковского – палестинский министр, каковым Жаботинский, понятное дело, не был, но именно в этом качестве его почему-то воспринимали в среде русских эмигрантов, о чем у нас уже шла речь (см. прим. 10 к III: 1).
Размашистой кистью писатель рисует захватывающую судьбу этого антипода своим романным резонерам:
Итак, английским полковником или чем-то вроде этого, плюгавый, подслеповатый еврейчик вернулся в Палестину, чтобы приложить руку к созданию своего нового отечества. Вернулся с громадными связями, до панибратства с самим Ллойд Джорджем включительно. В его распоряжение поступали колоссальные суммы от мировых банкиров – американского Якова Шифа и английских Альфреда Мондта и Сасуна. Словом, Артур Монтебианко почувствовал под собою очень твердую почву. Каждому еврею до смерти хочется быть военным, командовать, носить форму, принимать честь, козырять. Все это, конечно, в глубоком тылу, не подставляя своего драгоценного лба под пулю. Так и Артур Монтебианко. Щеголяя своею формою английского полковника, приступил он организации еврейских батальонов. Он сделал себя чем-то вроде военного министра Палестины. Его батальоны держались вызывающе по отношению к туземным арабам. Воинственное конное племя, вместе с Магометовым Кораном впитавшее презрение к жидам, арабы немного потрепали обнаглевших легионеров Вайсберга. Ну, конечно, гвалт на весь свет – арабы громят евреев! Наместник Палестины еврей, как и подобает английскому наместнику, поставленный Ллойд Джорджем, некий сэр Самуэль, начал с помощью английских штыков кровавые репрессии против арабов. Душою этих карательных экспедиций был Артур Монтебианко (Брешко-Брешковский 1923: 80).
Разумеется, портрет сего «презренного еврея» был бы не полон без его цинично-антипатриотического отношения к бывшей родине, России, на которую он взирает как на часть своих обширных мировых владений. Развивая популярный антисемитский тезис о том, что Красная армия во главе с Троцким является орудием «мирового еврейского заговора», Брешко-Брешковс-кий вкладывает в уста Монтебианко, бывшего Вайсберга, «саморазоблачительные» монологи об истинных движущих силах мировых войн и революций, которые, в сущности, есть не что иное как хитроумно-дьявольское сплетение еврейских интриг:
Что такое Троцкий?.. Сильный, дьявольской энергии человек, но Троцкий и 24-х часов не просуществовал бы, если бы он не был нужен тем, подходя к которым я ставлю твердую точку. В любой момент и в любом направлении мы можем бросить два-три, даже четыре миллиона этой серой скотинки, как называл ее знаменитый Драгомиров, только несколько под другим углом, чем называем мы; Драгомиров ее жалел, – нам ее ничуть не жалко! Перефразируя слова Бисмарка, мы можем сказать, что русский народ – это навоз для удобрения посева еврейской мощи, еврейского величия. Красная армия – это пугало, которым мы шантажируем одряхлевшую, страдающую старческим маразмом тела и воли Европу. Красная армия – наше пушечное мясо. Россия наш плацдарм. Европа больше боится этой вшивой, голодной, одичавшей пустыни с ее армией, идущей под красною звездою, чем боялась России императорской, на знаменах которой было написано «Бог, Царь и Отечество» (Брешко-Брешковский 1923: 115).
В фамилии Вайсберга и иноязычно-производных от нее мог содержаться еще один ассоциативный пласт: Белогоров перекликался с Красногоровым-Рутенбергом. Эта лингвистическая игра не наше изобретение. Рутенберга действительно так называли современники, например, X. Вейцман, см. в его письме жене от 29 декабря 1914 г. (Weizmann 1977-79, VII: 134).
Ассоциативная связь героя Брешко-Брешковского с Рутенбергом могла возникнуть и по другому, уже нелингвистическому поводу. После отплытия из Одессы в апреле 1919 г. Рутенберг, как известно, в Россию больше никогда не возвращался. Однако в разные периоды и при разных обстоятельствах его жизни возникали весьма странные, а порой и просто занятные сюжеты, основной темой которых был его приезд в Россию. Едва ли не первым об этом заговорил Г. Бостунич, среди многочисленных нелепостей книги которого «Масонство и русская революция» есть и такая: «посвятив» и попа Гапона, и Рутенберга в масоны, он пишет, что первый был
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!