Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс

Была еще группа мужчин, которые несли связки сушеных джипури и дополнительные запасы воды и пиноли. Самые юные и самые старые не несли ничего, их задача сводилась к тому, чтобы постоянно выкрикивать поощряющие и подбадривающие фразы. Все мужчины обнажились по пояс и разрисовали свои лица, спины и груди узорами из точек, кружков и спиралей ярко-желтой краской ура. Я разукрасил только лицо, ибо в отличие от остальных мне как чужаку разрешили остаться в накидке с рукавами.

Во второй половине дня, когда Дед Огонь отправился в путь к обозначенной горе, из двери своего дома, улыбаясь, вышла си-риаме в парадном одеянии из ягуаровых шкур. В одной руке она держала посох с серебряным набалдашником, а в другой деревянный, окрашенный в желтый цвет мяч величиной с человеческую голову. Женщина следила за солнцем, тогда как бегуны, держась наготове, следили за ней, нетерпеливо дожидаясь сигнала. Едва Дед Огонь коснулся вершины горы, си-риаме улыбнулась самой широкой улыбкой и бросила с порога своего дома мяч прямо под ноги шестерым босым бегунам. Все жители деревни в один голос восторженно взревели, шестеро участников состязания сорвались с места, на бегу перебрасывая ударами ног мяч от одного к Другому. Остальные участники последовали за ними на почтительном расстоянии, так же поступил и я. Си-риаме, когда я видел ее в последний раз, все еще улыбалась, а маленькая Ви-Рикота подпрыгивала на месте, словно затухающее пламя свечи.

Я, разумеется, полагал, что вся толпа бегунов мгновенно оставит меня далеко позади, хотя мог бы и догадаться, что они не станут вкладывать все свои силы в стремительный рывок в самом начале состязания. Темп, заданный ими поначалу, мог выдерживать даже я. По мере того как мы бежали вдоль реки по дну каньона, позади нас постепенно стихали приветственные крики деревенских женщин, детей и стариков, но зато начинали звучать голоса тех, кто поддерживал своих земляков. Поскольку бегуны, естественно, избегали необходимости гнать мяч вверх по склону, группа бежала по дну каньона, пока стены его не снизились и не утратили крутизну настолько, что поворот на юг, в лес, уже не составил особого труда.

Я могу не без гордости сказать, что проделал с бегунами, по моим прикидкам, полную треть пути от Джуаджий-Бо до Гуачо-Чи. Наверное, за это следует поблагодарить джипури, который я пожевал перед тем, как пуститься в путь, ибо несколько раз в тот день я бежал быстрее, чем когда-либо в жизни до или после этого состязания. Такого рода рывки происходили, когда мы пробегали мимо групп поддержки бегунов из Гуачо-Чи, поджидавших с другой стороны собственных участников состязания. Нас, пробегавших мимо, они награждали добродушно-насмешливыми прозвищами: «Увальни! Хромуши!» — и все в таком роде. Особенно доставалось мне, поскольку я тащился в хвосте.

Бежать со всех ног через густой лес по каменистым оврагам было непривычным для меня испытанием, но я худо-бедно держался, пока мог видеть, что у меня под ногами. Однако, когда начали сгущаться сумерки, мне пришлось бежать, поднеся к глазу топаз, а это сразу замедлило продвижение. Правда, едва стемнело, во мраке стали загораться плошки и факелы, но ведь никто не стал бы задерживаться, чтобы освещать путь чужаку, даже не являющемуся настоящим участником соревнования. Я отставал все больше, тогда как крики и возгласы впереди удалялись и стихали.

Но потом, когда темнота сомкнулась вокруг меня, я увидел на земле впереди красные отблески. Доброжелательные рарамури не совсем забыли о своем чужеземном спутнике и не бросили его на произвол судьбы. Один из факельщиков, после того как зажег свой факел, бережно поставил глиняный горшочек на тропу, чтобы я его нашел. Разжившись угольками, я развел костер и стал устраиваться на ночлег. Честно признаюсь, что, несмотря на воздействие джипури, я так выбился из сил, что с удовольствием бы завалился спать, но стыдился своей слабости. Ведь в это самое время бегуны выкладывались из последних сил! Еще больше я боялся опозорить приютившую меня деревню: то-то было бы смеху, наткнись по дороге бегуны из Гуачо-Чи на заснувшего «представителя Джуаджий-Бо»! Поэтому я перекусил пиноли, попил воды из кожаной фляжки, пожевал немного прихваченного с собой джипури и, достаточно взбодрившись, просидел без сна всю ночь, то и дело подбрасывая веточку-другую в костер.

До возвращения Тес-Дзиора и остальных мне предстояло дважды увидеть бегунов из Гуачо-Чи. Разминувшись посреди маршрута, соперники должны были появиться с юго-востока и оказаться у моего костра примерно в середине ночи. Потом они должны были прибежать в Джуаджий-Бо, повернуть и снова промчаться мимо меня утром, уже с северо-запада. Ну а потом я мог присоединиться к возвращавшемуся Тес-Дзиора с товарищами и до полудня прибыть в деревню с ними.

Что ж, время первой встречи я рассчитал точно. С помощью топаза я следил за звездами, судя по которым увидел приближавшиеся с юго-востока огни именно в полночь. Желая выдать себя за одного из расставленных вдоль маршрута бегунов на короткие расстояния, я с бодрым видом вскочил на ноги перед появлением первого гнавшего мяч бегуна и начал выкрикивать: «Увальни! Хромуши!» Бегуны и их факельщики не откликнулись: они были слишком заняты тем, что не сводили глаз с деревянного мяча, краска с которого уже полностью облупилась, да и сам он, казалось, вот-вот развалится. Но сопутствующие им жители Гуачо-Чи ответили на мои насмешки выкриками: «Старуха!» и «Погрей свои старые кости!», из чего можно было сделать вывод, что, разведя костер, я, по понятиям рарамури, совершил поступок, недостойный настоящего мужчины. Но гасить его было уже слишком поздно. Все противники стремительно пронеслись мимо и, превратившись в колеблющиеся красные огоньки, умчались на северо-запад.

Долгое время ничего не происходило, но наконец небо на востоке посветлело, и снова появился Дед Огонь. Медленно, словно настоящий дедушка, он проделал треть своего пути к высшей точке небосвода.

Пора уже было завтракать, и по моим подсчетам — самое время бегунам из Гуачо-Чи возвращаться мимо меня обратно домой. Я стоял лицом к северо-западу, куда они удалились и откуда должны были появиться, и всячески напрягал слух, чтобы услышать бегунов раньше, чем они покажутся на виду. Но я ничего не услышал и никого не увидел.

Да в чем же дело? Я терялся в догадках: прикинул еще раз, где я мог допустить ошибку в расчетах, но никакой погрешности не нашел. Время шло… Я порылся в памяти, пытаясь вспомнить, не говорил ли Тес-Дзиора о том, что бегуны могут вернуться другой дорогой. Солнце стояло уже почти прямо над головой, когда до меня донесся оклик.

— Куира-ба!

Это был рарамури в набедренной повязке бегуна, с разрисованным лицом и торсом. Он показался мне незнакомым, и я решил, что это один из расставленных нашими соперниками вдоль дороги мастеров короткого рывка. Видимо, он подумал, что среди бегунов Джуаджий-Бо я выполняю ту же роль, ибо подошел ко мне и сказал с дружелюбной, но беспокойной улыбкой:

— Я видел твой костер прошлой ночью, поэтому, покинув свой пост, пришел сюда. Скажи мне откровенно, друг, как твоим людям удалось задержать наших бегунов у вас в деревне? Или все ваши женщины разделись и разлеглись перед нашими мужчинами, приглашая их заняться делом?