Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман

Однако ж именно Джейсон дал Нейту совет:

– Не напрягай голову, умник. Ведешь себя, как девчонка.

Нейт не любил, когда ему говорили, что он слишком много думает, а говорил это не один только Джейсон: хиппующие типы, романтизирующие натуральное и «интуитивное», тоже предпочитают чувство мысли. Но «не думать» – означало бы, образно говоря, выдать себе удостоверение на право называться придурком. Если бы Нейт прислушивался только к своим «чувствам», то трахнул бы Ханну, ни на что не оглядываясь.

Нейт поводил носом. Принюхался. Что-то определенно воняло. Не квартира. Сладковатый, несвежий, звериный запах. Он спрыгнул с кровати. Теперь включился живот: шипело и выло так, словно там нашли себя кот с кошкой. Надо выйти, купить какой-нибудь еды. Но прежде – вот оно, стратегическое мышление! – принять душ.

Потом он стоял перед раковиной, обмотавшись полотенцем, глядя в затуманенное зеркало, в котором его тело представало в паническом состоянии. Соски, два розовых «о», и жесткие, взъерошенные волоски, словно разбегающиеся от них беспорядочно в разные стороны. Над белым полотенцем угрюмо нависало небольшое брюшко. Густые и кустистые брови определенно требовали вмешательства. К тому что за бровями нужно ухаживать, Нейта приучила Элайза. Она же познакомила его и со многими другими эстетическими инновациями, например с носками, которые не поднимаются до середины икры. «Как помидоры на ветке», – говорила она бывало, хмуро глядя на высокую резинку, из-под которой, словно спасаясь от чего-то, лезли лохматые волоски.

Глядя в зеркало, Нейт сжал плотно губы и выпятил подбородок. Такое выражение могло бы быть у ученого мужа, взявшего секундную паузу, прежде чем ответить на щекотливый вопрос ведущего кабельных новостей:

– Где, по-вашему, нанесет очередной удар Аль-Кайда? Хватит ли у Ирана плутония для создания атомной бомбы?!

Нейт всегда находил свой нос проблематичным («картошкой», крестьянский, как у рассеянного монаха в фарсе), но его литературный агент, дерзкая и веселая старшина отрасли, сказала, что лицо у него телегеничное: интеллигентное, без самодовольства, привлекательное, но не настолько, чтобы вызвать сомнение в надежности. Последний пункт она изложила с оптимизмом, разделить который Нейт никак не мог.

Одеваясь, он взглянул на лэптоп. Как же все-таки ответить Ханне? Решение пока не пришло. Уже натягивая коричневые носки, он обнаружил на одном дырку размером с дайм[29]возле шва и повернул его так, чтобы дырка не сползла на палец. Потом вспомнил, что у него есть договор на книгу.

Исходя из этого, Нейт обратился недавно к услугам бухгалтера – исключительное событие для человека, который за несколько лет почти научился самостоятельно рассчитывать налоговые льготы для получателей зарплаты. Другие, например Джейсон и Питер, всегда считали, что заслуживают лучшего. Джейсон слишком высоко ценил свое благополучие, чтобы вверять ногу рваному носку. А Питер, едва сводящий концы с концами преподаватель, скорее всего, носил шелковые носки ручной работы, которые заказывал у пожилого итальянского мастера. Разве ноги литератора не заслуживают такого же внимания? Нейт стянул коричневые носки и надел другую пару.

Перед выходом он еще раз проверил почту. Ничего, кроме обычных рассылок из новостных агентств. Раздосадованный, он убрал программу, и ее место занял последний открытый веб-сайт. Обнаженная красотка, поднявшись на цыпочках и выставив зад, прижималась грудями к кирпичной стене.

Последний раз Нейт спал с женщиной давно, почти два месяца назад. Шанс – если не переспать, то хотя бы побаловаться – был на вечеринке в прошлый уик-энд, с помощницей редактора, но в последний момент он решил вернуться домой в одиночку. В последнее время его пугала перспектива женских слез, которые, теоретически, могли и не иссякнуть никогда. Иногда, в разгар флирта, секундного просветления рассудка хватало на то, чтобы представить неловкую сцену, которая неизбежно случится через две-три ночи, когда он попытается улизнуть из квартиры, не дав обещания увидеться, не встретившись с ней взглядом, понимая, что она знает, что он делает. Потом, через несколько дней, звонок – нарочито бодрым голосом, заставляя себя излучать оптимизм, она как бы ненароком предложит обсудить планы на будущее. Прижимая к уху телефон, он не только испытает неловкость, но и начнет винить себя. Может быть, он и впрямь был неосторожен и выказал, движимый тактом и нежеланием испортить им обоим настроение, чуточку больший, чем намеревался, интерес? Как только такое случалось, как только его мозг отступал за границу пьяного настоящего и обозревал это вульгарное, повторяющееся, будто дурной сон, будущее, так сразу же ситуация менялась необратимо – нет, это невозможно… невыполнимо.

Таков был Нейт.

В последнее время произвольная и неослабевающая эрекция вызывала у него все большее беспокойство и даже опасения: а не является ли он латентным сексоголиком и не закончит ли тем, что его арестуют за мастурбацию в каком-нибудь флоридском порнотеатре?!. Но вместо того, чтобы успокоить рассудок, его новая стратегия сексуальной сдержанности лишь порождала беспокойство иного свойства. Он чувствовал себя размазней.

Да пошло оно! Он схватил с буфета бумажник и ключи. Может, таки взять да и трахнуть Ханну, а потом перетрахать всех баб, кому неймется, от Ред Хука до Уильямсберга. А начать стоит в кофейне, с Бет – симпатичной девушки за стойкой…

Бар на Миртл-авеню (известной в прошлом как Мердер-авеню) – его выбрала Ханна – встретил Нейта тусклым красноватым светом. Музыка – смутно знакомый альтернативный альбом начала 90-х – играла не слишком громко. По потолку шел открытый трубопровод. На столах стояли старомодные лампы – интересный штришок для сомнительного заведения, в целом изрядно обветшалого, мрачного, прячущегося за тяжелыми шторами. Как сказал Джейсон, настоящий притон можно узнать по туалетам. Если там не воняет, то это не притон – граффити на стенах в расчет не принимаются.

Ханна пришла в самом начале девятого и первым делом извинилась за опоздание на несколько минут.

– И оправдаться нечем, – добавила она, садясь на барный стул, – живу рядом, только улицу перейти.

Нейт уловил аромат кокосового шампуня.

Пока Ханна, слегка отклонив голову и поджав губы, определялась с напитками – выбирала между «кьянти» и «мальбеком», Нейт подумал, что она сильно похожа на одну его школьную знакомую. Эмили Кованс была в десятом, когда он был в двенадцатом. Ему она запомнилась сидящей на травке между корпусом старшей школы и кафетерием. Ее длинные золотистые волосы сияли так же, как у Ханны, но были тоном светлее, и она вплетала в них шнурок, а еще носила кучу серебряных браслетов и колечек с цветными камешками. Сандалии стояли рядом; из-под длинной пестрой юбки выглядывали изящные ножки. Вообще, его не тянуло к хиппи-чикам, но нежное влечение к малышке Эмили Кованс жило еще несколько месяцев. Даже теперь воспоминание о ней отозвалось каким-то странным, легким и свежим чувством.