Коридор затмений - Татьяна Юрьевна Степанова

не стали нарываться на неприятности. Они ждали во дворе в машине, пока полковник Гущин в присутствии мрачного испитого следователя СК допрашивал Алексея Лаврентьева, которого доставили прямо со съемной квартиры в Жуковском.

— Как фамилия риелтора, с которым вы готовили продажу квартиры? — спросил Гущин парня.

Тот выглядел неважно — бледный, встревоженный, осунувшийся.

— Какого еще риелтора?

— Ваша жена упоминала о сделке с риелтором.

— Ну а что такого? Если мы и строили планы продать квартиру и разъехаться с матерью? Что в этом противозаконного?

— Мать ваша категорически возражала. Вплоть до драки с вами в присутствии соседей. Она вас головой о стену била.

— Но я-то ее не трогал!

Полковник Гущин глядел на парня.

— Я ее не убивал! — повысил голос Алексей Лаврентьев.

— Зачем вы сбросили кастрюлю с лапшой на пол на кухне?

— Не сбрасывал я кастрюлю, вы что? Она на полу валялась, когда я на кухню зашел.

— Ваши отпечатки пальцев на газовой плите.

— Какие еще отпечатки… ну, я не помню, возможно, дотронулся до плиты тогда. Я в шоке был, неужели вам неясно? Мать мертвая… ножик торчит из горла… Я просто обалдел!

— Обалдели?

— Я испугался. И я в ступор впал… она же моя мать какая-никакая.

— Подтверждаете, что конфликтовали с матерью по поводу продажи квартиры? — уточнил полковник Гущин.

— Ладно, это правда, вы все равно узнаете.

— Подтверждаете, что мать наносила вам побои?

— Когда она пьяная была, теряла контроль над собой, вела себя как… последняя скотина! — сын выкрикнул фразу жалобно и ненавистно. — Намучился я с ней. Жену мою она матом посылала, а что ей Даша сделала плохого? И даже смертью своей меня мамаша подставила! Вы же меня посадите… вы меня подозреваете… Я сразу понял… Она, алкашка чокнутая, меня смертью своей в тюрягу упечет пожизненно… Ну что мне делать? Как мне доказать вам, что я невиновен?

Мрачный следователь СК только хмыкнул и глянул на Гущина — ну, сами видите… почти поплыл уже фигурант. Через какое-то время признается.

— Мы вас задерживаем, Алексей, — объявил Лаврентьеву полковник Гущин.

— Я мать не убивал! Риелтору мы с женой звонили, да! И он нашел нам два приличных варианта однушек. И я звонил в тот день матери пять раз — хотел с ней договориться, что мы снова приедем с риелтором, что надо как-то решать вопрос, что жить так дальше невозможно. Но она не отвечала. Я подумал — она нарочно не отвечает, поэтому вечером я поехал к ней сам на автобусе. У риелтора все дни расписаны, он не в состоянии ждать вечно, и варианты с квартирами могли уплыть, поэтому я поехал к матери! — Лаврентьев рассказывал сбивчиво, лихорадочно.

Они слушали.

Затем следователь СК позвонил и вызвал конвой.

Глава 10

Принц воды

Из негостеприимного Чугуногорска вырвались только во второй половине дня — полковник Гущин объявил долгий обеденный перерыв, сжалившись над проголодавшимися Клавдием и Макаром. И они отправились в дом на озере — к детям, хлебосольной горничной Маше и старой гувернантке Вере Павловне. Макар позвонил им и попросил приготовить все вкусно и быстро.

— Дело об убийстве на кухне раскрыто? — спросил он осторожно полковника Гущина, когда они петляли по проселочным дорогам Бронниц.

— Следователь вечером допросит Алексея Лаврентьева и жену его, начнет давить. Если парень признается, то… да, дело, как чугуногорцы говорят, в шляпе. — Гущин отвечал, думая о чем-то, глядя на проплывающие мимо поля.

— А ваши сомнения, Федор Матвеевич? — не отступал Макар.

— Если сын признается в убийстве матери, следователь предъявит ему обвинение. Он и так уверен, что убийца задержан. Косвенных улик против сына немало.

— А что, признание у нас снова становится царицей доказательств? — не унимался Макар. — Я только на вас надеюсь. Больше ни на кого.

— И я, — сказал Клавдий Мамонтов.

Полковник Гущин лишь невесело усмехнулся.

Дома полковнику Гущину обрадовались все. И каждый по-своему. Маленькая Лидочка завизжала восторженно и с разбегу кинулась обниматься: от радости она снова перепутала английский с русским: «My dear colonel Theodor!»[4] Молчаливая Августа, некогда спасенная Гущиным, — конечно, она этого не забыла, несмотря на всю свою «особенность», — подошла чинно и поцеловала Гущина в щеку. Высший знак ее внимания, она и Макара, отца, целовала редко, была всегда очень сдержанна.

Сашхен, так тот вообще залился смехом как колокольчик, запрыгал на руках гувернантки Веры Павловны, тянулся к Гущину. Тот взял его на руки. «Иииии! Лю-лююю!» — выдал кудрявый, как купидон, Сашхен.

— Люблю, — перевел Макар. — Федор Матвеевич, любит он вас, шкет.

— И я вас всех люблю! — Полковник Гущин, держа Сашхена на правой руке, обнял левой Лидочку и Августу. — Как же я соскучился по вам!

Его лицо смягчилось. Клавдий Мамонтов подумал: вот сейчас он настоящий, какой он есть в жизни, все остальное — мрачное, скорбное, жесткое порой и бесстрастное, все это напускное. А здесь он с открытым сердцем и душой.

— И мы все скучали по вам, полковник, — многозначительно выдала гувернантка Вера Павловна. Бледные щеки ее порозовели, очки запотели.

Клавдий Мамонтов отметил, что предупрежденная звонком Макара о приезде Гущина Вера Павловна, до боли похожая на чеховскую англичанку-гувернантку в исполнении Игоря Ильинского в телефильме, принарядилась — облачилась в кремовые брюки и светлый кардиган. И даже накрасила губы элегантной темно-вишневой помадой. Совершенно небывалое сочетание — помада и гувернантка Вера Павловна!

— Вспоминали с Машей, как вы у нас гостили после госпиталя и мы рыбу с вами ловили на озере, — продолжала Вера Павловна.

— И я часто вспоминал. Вы большую щуку тогда поймали. Можем повторить! Рыбалку. — Полковник Гущин пытался отцепить хваткую ручку Сашхена от своего подбородка. Сашхена привлекала на нем ямочка — она проявилась на подбородке Гущина после того, как он потерял половину своего прежнего веса.

Семидесятилетняя Вера Павловна зарделась. Клавдий Мамонтов знал — перешагнувший пятидесятипятилетний рубеж полковник Гущин сразу при знакомстве произвел на гувернантку сильное впечатление.

Обедать сели все вместе в столовой — как в старые времена. Маша расстаралась, наготовила. Клавдий объелся. Макар от него не отстал. Вера Павловна настойчиво уговаривала полковника Гущина «хотя бы временно отойти от жесткой диеты». Прямо ворковала горлицей. Наблюдательная Лидочка поглядывала на нее и затем переводила взор на отца — мол, чего она? Макар строил ей украдкой строгие глаза. Лидочка прыскала — в свои четыре года она замечала все на свете и делала собственные выводы.

Отобедав, девочки захотели немедленно пойти гулять — солнышко выглянуло из-за туч и припекало. Горничная Маша забрала Сашхена — он весь обед просидел на руках