Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

Интенсивные антиправительственные волнения наблюдались во многих регионах страны. Крупные вооруженные группировки действовали в Казахстане, в горских районах Северного Кавказа и в Закавказье (в Армении, Нахичеванский край и Карабахский округ Азербайджана)[72]. Массовые выступления крестьян, ликвидация колхозов и разбор коллективизированного имущества, препятствия выселению «кулаков», избиения коммунистов и активистов были распространенным явлением в центральных областях, включая Московскую, в Поволжье, в Сибири, Закавказье и Средней Азии.

На Украине, где в марте была зафиксирована 45 % всех крестьянских выступлений, происходивших в этом месяце по стране, особое беспокойство властей вызывали восстания в пограничных районах. В Тульчинском округе на 16 марта волнениями и восстаниями были охвачены 15 районов из 17, всего 153 села. Из 50 сел были совершенно изгнаны представители советской власти и вместо них избраны старосты. В большинстве сел округа были ликвидированы колхозы. Восставшие избивали коммунистов, комсомольцев и актив, изгоняли их из сел. В некоторых селах наблюдались вооруженные выступления, вырывались окопы и устраивались заставы, восставшие вступали в перестрелку с карательными отрядами ОГПУ Вытесняемые карателями из сел, крестьяне бежали в леса. В центр Джулинского района был захвачен крестьянами под предводительством некой Задорожной. Она возглавила вооруженный отряд и объявила себя диктатором. Выманив Задорожную на переговоры, чекисты арестовали ее. Волнения и выступления охватили и другие пограничные округа Украины, а также Молдавскую автономную республику[73].

События на западных границах породили в Москве страхи по поводу возможного вмешательства в события Польши. В принятом 15 марта 1930 г. постановлении Политбюро говорилось, что, «по имеющимся данным, есть все основания предположить, что в случае серьезных кулацко-крестьянских выступлений в правобережной Украине и Белоруссии, особенно в связи с предстоящим выселением из приграничных районов польско-кулацких контрреволюционных и шпионских элементов, польское правительство может пойти на вмешательство». Постановление предусматривало усиление войск ОГПУ в этих районах и недопущение там массовых выступлений[74].19 марта председатель ГПУ Украины получил от Сталина указание принять более решительные меры в отношении пограничного Тульчинского округа, а также вновь возникавших волнений. Сталин требовал, чтобы Балицкий «не речи произносил, а действовал более решительно». Оскорбленный Балицкий ответил, что он лично выезжает в «угрожаемые участки» с опергруппой, а не руководит «только из вагона»[75] Указания Сталина вызвали соответствующую реакцию. Как записал в своих бумагах Г. К. Орджоникидзе, выезжавший с инспекцией на Украину, восстания в пограничных Тульчинском, Шепетовском и Могилевском округах было «подавлено вооруженной силой, пустив в ход пулеметы и в некоторых местах пушки. Убитых и расстрелянных 100, раненых несколько сотен»[76].

Однако мартовский взрыв восстаний в деревне заставили центр предпринять дополнительные меры не только карательного характера. Через месяц после публикации сталинской статьи «Головокружение от успехов», 2 апреля, Политбюро утвердило Закрытое письмо ЦК «О задачах колхозного движения в связи с борьбой с искривлениями партийной линии», в котором вновь осуждались местные «искривления партийной линии». Одной из целей письма было разъяснение причин публикации статьи Сталина, которую многие партийные функционеры восприняли как несвоевременную и вредную для процесса коллективизации. «Поступавшие в феврале месяце в Центральный комитет сведения о массовых выступлениях крестьян […] вскрыли положение, которое нельзя назвать иначе, как угрожающим. Если бы не были тогда незамедлительно приняты меры против искривлений партлинии, мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений, добрая половина наших “низовых” работников была бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подорвано колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение». С учетом мартовских выступлений письмо требовало «обеспечить действительное, не на словах, а на деле, проведение директив партии по борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», коренным образом изменить отношение к середняку, содействовать не только колхозам, но и единоличникам в проведении посевной, допустить как временную меру прекращение на время сева выселения «кулаков» третьей категории, подлежащих переселению на неудобные земли в границах данной области, сократить участие войск ГПУ в подавлении волнений, перевести в другие местности работников, «подорвавших к себе доверие в данном районе»[77]. Это были уловки, призванные сбить накал войны в деревне и обеспечить проведение сева. Однако они сыграли определенную роль в успокоении крестьян. Уже в апреле волнения в деревне резко пошли на убыль. В последующие месяцы всплески протеста и антиправительственных выступлений наблюдались периодически в отдельных районах страны, не достигая мартовского уровня.

Несмотря на огромный размах, крестьянские волнения, к сожалению, потерпели поражение, добившись лишь временного отказа властей от продолжения коллективизации и «раскулачивания». Практически не имея оружия, крестьяне не выдерживали столкновений с хорошо вооруженными отрядами ОГПУ и мобилизованных коммунистов. Отдельные попытки крестьян объединиться — направления гонцов и делегатов в соседние села, объявления тревоги набатом церковных колоколов — в целом не принесли успеха. Волнения были раздробленными и не координировались. Это облегчало действия передвижных карательных отрядов, позволяло им одновременно контролировать большие территории. Массовые аресты вожаков волнений, «кулаков», сельской интеллигенции, показательная жестокость карателей также ослабляли силу крестьянского сопротивления. В то же время крестьяне вели себя куда более миролюбиво, чем власти. Как правило, они сохраняли жизни своим обидчикам, изгоняли их из сел. В результате правительственные силы не терпели серьезного урона. Свою роль сыграли лживые обещания властей, массовый роспуск колхозов и демонстративные наказания некоторых активистов. Важным фактором ослабления волнений было начало весеннего сева. Крестьяне, отбившись от колхозов, уходили на работу в поля. От сева зависел будущий урожай. Это понимали даже сталинские власти.

Волну крестьянских выступлений удалось сбить путем применения жестоких репрессий, а также политических маневров и вынужденного согласия с массовым развалом колхозов. Несмотря на различные препятствия со стороны властей, весной 1930 г. колхозы покинули большинство крестьян, загнанных туда зимой. Процент коллективизированных хозяйств к лету 1930 г. по сравнению с 1 марта 1930 г. снизился с 56 до 23,6[78]. При этом существующие колхозы были слабыми, неэффективными предприятиями, которые использовались для выкачивания ресурсов деревни на нужды индустриализации. Колхозная авантюра, а главное, нежелание положить ей конец, запустила механизм эскалации всеобъемлющего кризиса. Прежде всего были существенно подорваны производительные силы деревни. Количество лошадей, по официальным данным, уменьшилось с июля 1929 по июль 1930 г. с 34,6 до 30,2 млн, свиней с 20 до 13,6 млн, на несколько миллионов уменьшилось количество коров[79]. Накануне нового урожая, весной и летом 1930 г., во многих районах начался голод.