Мой лучший учитель - Эл Найтингейл

— Конечно, моя, — кивнул он, насмешливо улыбаясь. — Я же говорил, что могу не дождаться. Выходные в одиночестве — это слишком долго. Так что, потереть спинку? Или что-то другое?

Стоп!

Так он прекрасно знал, что я работаю еще и в клининговой компании? Нарочно позвал к себе? Получается, меня попросту заманили в умело расставленную ловушку? А теперь еще и потешаются…

Да, но в ванну я полезла сама.

Да и ласкать себя так откровенно меня никто не принуждал. Не знаю, что на меня вообще нашло, прежде я себе такого никогда не позволяла. Многих сотрудниц «Бистро чисто» увольняли за подобное. К примеру, Машка любила одеваться в эксклюзивные вещи хозяев, фоткаться и выкладывать все это в инсту. Но однажды была уличена, уволена, да к тому же крупно  оштрафована. Скандал тогда был огромный. Но ведь я ничего подобного не делала, а за собой бы все почистила. Разве что капельку пены для ванн использовала без разрешения. Да и саму ванну не по назначению.

— Простите, — выдохнула, густо краснея. — Я все за собой уберу и вычищу до блеска. А за пену заплачу, сколько она стоит?

Темные брови препода изумленно взлетели.

— Ты это серьезно, Комарова? Думаешь, мне жаль для тебя воды и пены? На самом деле это я должен доплатить тебе за изысканное удовольствие.

— О чем это вы?

— Ты бы видела свое лицо, когда достигаешь оргазма, девочка. Мне так и хотелось вытащить тебя из ванны и отыметь прямо тут, на мягком коврике. Но я не был так жесток, чтобы лишить тебя удовольствия. Об одном жалею, что не установил камеру в ванной. Видео с тобой в главной роли я мог бы пересматривать бесконечно долго.

Мое смущение сменилось мертвенной бледностью. И почему я не подумала про камеры? А если бы на месте Валентина Петровича вообще оказался какой-нибудь престарелый извращенец, что было бы тогда? Нет, у меня определенно талант влипать в неприятности.

— Хорошо, что камер не было, — согласилась я, опускаясь в ванну по самую шею. Беда в том, что пена успела осесть, и сейчас прозрачная вода мало что скрывала. —  Вы не могли бы выйти и дать мне одеться?

С тоской глянула на груду одежды, сваленную на полке. И почему я оставила ее так далеко? Хоть бы полотенце догадалась взять, было бы чем теперь прикрыться.

— Вообще-то, это моя ванная, девочка, — резонно заметил Валентин, но все же поднялся. — Так что никуда я выходить не собираюсь.

— Ну и не надо… — булькнула я. — Буду лежать тут, пока не посинею.

Сказала и, подтянув колени, прикрыла ими грудь. Забыла, правда, что в таком положении становятся видны другие участки тела. А вот Валентин Петрович нет — он как раз-таки все рассмотрел отчётливо.

— Девушки в твоем возрасте бреют свои «киски», — усмехнулся он.

— Вот еще, — буркнула и снова покраснела. — Если ни с кем не занимаешься сексом, незачем и наводить красоту в труднодоступных местах. Меня моя курчавая растительность более чем устраивает.

— А меня нет, — решительно заявил препод. И потянулся за бритвой. — Вставай и раздвинь ножки, Комарова.

Ничего такого я делать не собиралась. Вот еще, придумал. Меня и так все более чем устраивает. Я как-то привыкла к волосам не только на голове, даже ноги никогда не брила. Хотя на них у меня и волос-то нет, так, детский пушок.

Помотала головой и, опустив колени, плотно сжала ноги. Нечего заглядывать между ними!

— Все равно будет как я сказал, — заявили мне.

После подхватили подмышки и резко поставили на ноги. Одной рукой я прикрыла грудь, а второй тот участок тела, на который сексуальный во всех смыслах маньяк покушался с бритвой в руках.

— Не надо, — попросила, чуть не плача.

— Я не сделаю тебе больно, — пообещали мне. — Ну же, девочка, раздвинь ножки.

Что ж, пусть это будет возмездием за несоответствующее поведение. Нечего было залезать в чужую ванну и воровать пену. Теперь придется потерпеть. Зажмурилась, чтобы не смотреть на творящееся безобразие, и расставила ноги. Главное, чтобы не срезал чего-нибудь лишнего, тогда уж мне не придется ласкать себя.

Но Валентин Петрович и не думал поступать так жестоко.

Наоборот, его действия были мягкими, почти ласкающими. Он выдавил немного пены и аккуратно распределил по моим светлым кудряшкам, а после выверенными движениями снимал их, прядка за прядкой. И так ловко это получалось, как будто препод всю жизнь только этим и занимался. Покончив с бритьем, нанес на мою кожу лосьон, массирующе втирая в лишенные волос участки. А после как бы невзначай задел клитор, и тот немедленно отреагировал.

Я прикусила губу и открыла один глаз.

Валентин Петрович повел ладонями вдоль моих ног.

— Здесь оставим как есть, мне нравится. Бразильянки не бреют ноги, а обесцвечивают растительность. У тебя же и так светлые мягкие волоски. Почему ты постоянно носишь брюки и джинсы, Комарова? Преступление прятать такие длинные стройные ножки.

И много у него было бразильянок? Вопреки здравому смыслу я жутко ревновала.

— А между ног зачем брить? — спросила вместо этого, придирчиво осматривая лобок. Он был почти лысым, и лишь в середине тонкая полоска коротких светлых кудряшек — как стрелка, указывающая верное направление.

— Так удобнее ласкать, — сообщили неосведомленной мне. — Ты же не хочешь, чтобы я путался языком в твоих кудрях, верно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Нервно вздохнула. Почувствовала, как новая жаркая волна прокатила по телу. Стоило только представить, как препод касается ртом моего сокровенного местечка, как все разумные мысли вылетели из головы.

Моим замешательством бессовестно воспользовались. Завернули в полотенце и, водрузив на плечо, уверенно понесли в сторону спальни. 

— Вообще-то я еще ни на что не соглашалась, — запротестовала с опозданием.

Получила легкий шлепок по попе и непререкаемое в ответ:

— Это будет небольшим авансом, Комарова. Открытым уроком.

Открытый урок начался с того, что меня зашвырнули на кровать. При этом полотенце распахнулось, бессовестно обнажая тело. Но когда я попыталась прикрыться, последовало непререкаемое: