Спасти Спасителя - Михаил Русов

страшновато, но он сделал свой выбор и готов был идти до конца.

После разговора со «смотрящим» прошло дня три. Вечером в камеру заглянул «выручка» – смотритель, за деньги помогавший зэкам. Он мигнул Сохатому и отдал ему, воровато оглядываясь, шахматную доску. Игру в шахматы в тюрьме не запрещали. Но играли самодельными фигурками, сформованными из серого и черного хлеба. А доску расчерчивали на полу или на картонке.

Принесенные шахматы были настоящими и вызвали всеобщее любопытство. Заключенные из рук в руки передавали неказистые фигурки, топорно вырезанные из дерева и празднично блестевшие новым лаком. Любой предмет, напоминавший о воле, о жизни за стенами зоны, вносил радующее разнообразие в монотонную жизнь.

После отбоя задремавшего Серегу тронул за плечо Бывалый. Тот вздрогнул: нервы были на пределе.

– Пошли.

Тот поднялся, ни о чем не спрашивая. Он понял: его ждет испытание.

Бывалый подвел его к нарам Сохатого. Около него кучковались с десяток блатняков. В узком проходе между нарами на полу стояла шахматная доска с расставленными вразнобой фигурами. На них был направлен свет переносной лампочки.

Потирая подбородок, Сохатый объяснил Сереге, что сейчас он пройдет обряд посвящения. Надо залезть на «верблюда» (двухъярусные нары) и упасть оттуда вниз лицом прямо на шахматы.

– И смотри не промахнись! – жестко уточнил смотрящий.

Серега замер, с удивлением взглянув на Бывалого. Такой прыжок почти наверняка оставит его без глаз.

– А лицо руками закрыть можно? – спросил он.

–Нет, – сурово ответили ему.

Сергей стоял в растерянности, конечно, он сам все это затеял, но глаза потерять ….

–И вы все так делали? – по-детски спросил он.

–Все!! – решительно кивнул Сохатый.

«Ну, раз у них глаза целы, может и со мной обойдется,– подумал Сергей. – А боль я любую стерпеть смогу».

Он ловко забрался на нары, вытянулся на них, готовясь к падению. Долго примеривался, чтобы лицо оказалось напротив доски.

–Ты глаза закрой все-таки,– посоветовал Бывалый.

Серега послушно смежил веки. Ему хотелось как-то защитить лицо, он морщился, двигал бровями. Наконец, напрягся, оттолкнулся. И решительно рухнул вниз.

И ту же почувствовал мягкое препятствие и дружный громкий хохот собравшихся. Он открыл глаза.

Оказалось, что братки подхватили его на одеяло за полметра от доски. Он хотел встать, но его со смехом стали перекатывать по одеялу. Потом ловко поставили ноги. Сергей готов был заплакать от обиды, что стал посмешищем.

Но Бывалый твердой рукой усадил его на нары, протянул дымящуюся «зэчку» – металлическую кружку с крепчайшим чайфиром. И сказал:

– Наколку тебе теперь надо обязательно сделать. У нас, у "правильных», без этого никак.

После ритуала посвящения Сергею показалось, что он обрел семью. В мире братвы неукоснительно действовали жесткие, но справедливые законы. Не было вражды, сильные не обижали слабых. Честно делили «приварок» (дополнительный паек и посылки с воли). Но приходилось и пострадать за братву, когда тюремная администрация закручивала гайки или проводила воспитательные мероприятия дубинками. Но Серега знал, ради чего терпел.

Но менялась страна, и воровской мир менялся.

Деньги стали диктовать свои законы и в криминальном мире. Звание «вора в законе» стали подавать и покупать

Антиквар с грустью вспоминал те времена, когда в уголовной среде был порядок да лад.

С новыми «коллегами» он предпочитал общаться через своего помощника по прозвищу Хлыщ. Мужик тот неплохой, воспитанный, с хорошими манерами, а это в их среде большая редкость. Он отсидел небольшой срок за экономическое преступление. И это совершенно сломало его: он стал считать себя человеком второго сорта и не захотел возвращаться в семью.

Антиквар познакомился с ним случайно – тот работал сторожем на автостоянке. Ухоженный, всегда в чистой спецодежде, аккуратно постриженный мужчина с таким потухшим взглядом, который ужасал больше, чем грязная одежда и непрезентабельный вид. Антиквар сначала просто решил помочь ему и взял к себе. К тому времени он уже мог позволить себе что-то вроде секретаря или координатора. И Хлыщ прекрасно справился с этими обязанностями. И из благодарности был предан ему.

Антиквар позвал ему.

– Выбери толковых ребят, пусть они аккуратно пощупают подозреваемых в краже картины.

Через день Хлыщ сообщил, что никто из троих не вызывает подозрений, но других «кандидатур» на удачливого похитителя шедевра найти не удалось. Криминальные «спецы» от кражи открещиваются, и есть резон им верить. Если бы картина была у них, они бы с удовольствием ее продали. Шум вокруг нее подняли слишком большой, а их бизнес тихий – они привлекать внимание не любят. Так что вор – человек случайный.

Часть 12

… г. н. эры

И стоял народ и смотрел.

Насмехались вместе с ними

и начальники, говоря:

других спасал; пусть спасет Себя Самого.

Евангелие от Луки

Гл.23 стих.35.

Распятый долго умирает в ужасных мучений. Жизнь теплиться в теле, искореженном деревянным крестом. Мышцы воспаляются, потом каменеют, малейшее движение вызывает боль…. Невыносимы муки жажды и голода …

Часто страдальцы сходили с ума до того, как умирали. Ученик не сводил глаз с Учителя, стараясь мысленно разделить его страдания.

Тот тихо стонал, уронив голову на грудь.

Солнце тем временем достигло зенита и стало беспощадным. Лица распятых стали покрываться волдырями.

На вершине Голгофы было негде спрятаться от зноя. Зеваки разошлась. Мать увели ее спутники. Охранники спрятались в тени валунов, лежавших на вершине.

У Ученик от жары разболелась голова, но он не уходил в тень – он хотел страдать вместе с Учителем. Он лег на землю и набросил накидку на голову. В спину пекло, было тяжело дышать, но голову грело не так сильно.

Вдруг раздались встревоженные крики охраны. Он откинул накидку. Обеспокоенные солдаты в изумлении показывали на небо. На солнце медленно наползала черная тень.

«Учитель, Учитель, смотри», – закричал Ученик. Тот разомкнул слипшиеся веки, с трудом поднял голову.

Медленно, но неотступно наступил сумрак, жара быстро спадала.

Охранники с тревогой переговаривались. Один из них оторвал клочок от холщовой тряпицы, обмотанной вокруг горлышка бутылки, плеснул на нее вина, обмотал ею конец копья и поднес к губам Учителя. Но его взгляд был устремлен на солнце.

Почувствовав запах вина, Учитель посмотрел вниз. Тряпица со спасительной влагой была у самых его губ. Ученик видел, как кадык напряженно дернулся на его шее. Но Учитель взглянул на соседние кресты: на первом несчастный уже безжизненно опустил голову, но со второго на тряпицу смотрел горящими глазами другой страдалец.

– Утоли сначала его жажду, – сказал Учитель солдату хриплым от слабости голосом. Солдат послушно поднес тряпицу второму распятому, и тот жадно вцепился в нее потрескавшимися губами.

Ученик вытер лицо, по нему тек пот.