Вся правда о Муллинерах - Пэлем Грэнвил Вудхауз

— Индейка тут ни при чем! Просто ты обожрался. Если бы ты с таким же старанием возвышал свою душу, как отращивал живот, то мог бы, — сказал епископ, — удостоиться столь же высокого сана, как я.

— Ах вот как?

— Впрочем, возможно, я ошибаюсь. На это у тебя ума не хватило бы.

Преподобный Брендон испустил еще один режущий ухо смех.

— Ум! Скажите на милость! Мы-то знаем все про этот твой высокий сан и про то, как ты до него поднялся!

— Что ты имеешь в виду?

— Что сказал. Докапываться не будем.

— Почему это вы не будете докапываться?

— Потому что, — ответил преподобный Брендон, — лучше будет не докапываться!

Епископ потерял самообладание. Его лицо исказилось от гнева, он шагнул вперед — и в тот же миг Августин непринужденно прыгнул в комнату.

— Ну-ну-ну! — сказал Августин. — Ну-ну-ну-ну-ну!

Противники окаменели и немо уставились на пришельца.

— Будет, будет вам, — сказал Августин.

Первым опомнился преподобный Брендон и смерил Августина свирепым взглядом.

— Это с какой стати вы прыгаете в мои окна? — загремел он. — Вы младший священник или Арлекин?

Августин не дрогнул под его взглядом.

— Я младший священник, — сообщил он с достоинством, которое так его красило. — И как младший священник я не могу оставаться в стороне и смотреть, до какой степени забываются двое выше меня саном, и уж тем более школьные товарищи. Это нехорошо. Очень нехорошо, высшие саном ребятки!

Преподобный Брендон закусил губу. Епископ склонил голову.

— Послушайте, — сказал Августин, кладя ладони на плечи обоих, — мне горько видеть, как такие славные парни ссорятся столь неподобающим образом.

— Он первый начал, — обиженно сказал священник.

— Не важно, кто начал, — властным жестом Августин помешал епископу возразить и продолжал: — Будьте разумны, милые мои. Уважайте правила ведения дебатов. Не скупитесь на мягкую уступчивость. Вы утверждаете, — он обернулся к епископу, — что наш добрый друг имеет избыток золотых полос на своем облачении?

— Вот именно. И я стою на этом.

— Да-да-да. Но что такое, — успокоил его Августин, — что такое парочка лишних полос между друзьями? Подумайте! Вы и наш достойнейший приходской священник учились вместе в школе. Вас связывают священные узы вашей старенькой альма-матер. С ним вы резвились на площадке для игр. С ним вы делили одну шпаргалку и швырялись смоченными чернилами шариками в час, отведенный для занятий французским языком. Неужели все это ничего не значит для вас? Неужели эти воспоминания не задевают струны ваших сердец? — Он умоляюще перевел взгляд с одного на другого. — Ваше преподобие!

Преподобный Брендон, отвернувшись, утирал глаза. Епископ нашаривал в кармане носовой платок. Воцарилось молчание.

— Извини, Мордатый, — сказал епископ прерывающимся голосом.

— Я наговорил лишнего, Носатый, — промямлил священник.

— Если хочешь знать, что я думаю, — сказал епископ, — то ты совершенно прав, объясняя свое легкое недомогание за ужином недоброкачественностью индейки. Помнится, я тогда же сказал, что эту птицу в подобном состоянии не следовало подавать на стол.

— А ты, посадив белую мышь в стол учителя французского, — сказал священник, — оказал человечеству одну из величайших услуг за все время его истории. Тебя следовало бы рукоположить в епископы прямо на месте!

— Мордатый!

— Носатый!

Они обменялись сердечным рукопожатием.

— Чудесно! — сказал Августин. — Значит, все тип-топ?

— Вполне, — ответил преподобный Брендон.

— Что до меня, то тип-топее не бывает, — отозвался епископ и нежно обратился к своему старому другу. — А ты будешь и дальше носить столько золотых полос на своем облачении, сколько тебе хочется, ведь правда, Мордатый?

— Нет-нет. Теперь я вижу, что заблуждался. С этих пор, Носатый, ни единой золотой полосы!

— Но, Мордатый…

— Ничего, — заверил его священник. — Есть они, нет их, мне все равно.

— Чудо-человек! — восхищенно сказал епископ и кашлянул, чтобы скрыть свои чувства. Снова воцарилась тишина. — Пожалуй, — продолжал он после паузы, — я расстанусь с вами, мой дорогой, и отправлюсь на поиски жены. Она, если не ошибаюсь, где-то в деревне вместе с вашей дочерью.

— Они как раз направляются сюда.

— А, да! Вижу. Ваша дочь очаровательна.

Августин хлопнул его по плечу.

— Ай да епискуля! — воскликнул он. — Этим все сказано. Она самая прелестная, самая милая девушка в мире. И я был бы рад, ваше преподобие, — он повернулся к священнику, — если бы вы дали согласие на наше незамедлительное бракосочетание. Я люблю Джейн со всем пылом порядочного человека и счастлив поставить вас в известность, что она отвечает мне взаимностью. Заверьте же нас в вашем согласии, и я тотчас отправлюсь распорядиться об оглашении.

Преподобный Брендон подпрыгнул, как укушенный. Подобно многим приходским священникам, он придерживался самого низкого мнения о младших священниках без прихода, а Августина всегда ставил несколько ниже среднего уровня этого презираемого сословия.

— Что?! — вскричал он.

— Счастливейшая мысль, — объявил епископ, просияв. — Потрясающая перспектива, скажу я.

— Моя дочь! — Преподобный Брендон был совсем ошарашен. — Моя дочь — замужем за младшим священником?!

— Ты сам был когда-то младшим священником, Мордатый.

— Да, но не таким, как этот.

— Да! — сказал епископ. — Таким ты не был. И я не был. И нас обоих можно только пожалеть. Узнай же! Этот молодой человек неизмеримо превосходит всех молодых людей, каких я только встречал. Известно ли тебе, что не далее как час тому назад он с несравненной находчивостью спас меня от огромного мохнатого пса с черными пятнами и перебитым хвостом? Мне угрожала неминуемая гибель, Мордатый, когда вдруг появился этот молодой человек и с удивительным присутствием духа, а также меткостью превыше всех похвал вмазал псу увесистым камнем в ребра и обратил его в паническое бегство.

Преподобный Брендон, казалось, боролся с сильнейшими эмоциями. Глаза у него выпучились.

— Пес с черными пятнами?

— Очень черными, но, боюсь, не чернее сердца, которое они прячут!

— И он действительно вмазал ему камнем в ребра?

— Насколько я мог судить, именно в ребра.

Священник протянул руку.

— Муллинер, — сказал он. — Этого я не знал. В свете фактов, на которые только что было обращено мое внимание, я без колебаний снимаю свои возражения. У меня с этим псом счеты со второго воскресенья перед третьим воскресеньем до Великого поста, когда он вцепился мне в лодыжку, пока я прогуливался по берегу реки, сочиняя проповедь «О некоторых тревожных проявлениях так называемого современного духа». Берите Джейн. Я охотно даю согласие. И пусть она будет счастлива, как должна быть счастлива любая девушка с подобным мужем!