Темное эхо - Ф. Дж. Коттэм

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 91
Перейти на страницу:

После этого, щурясь сквозь залитое водой лобовое стекло, я принялся отыскивать дорогу, которая привела бы меня к исходному пункту отправления.

Когда я наконец прибыл на место в районе половины третьего, верфь выглядела совершенно безлюдной. Даже если бы Хадли и нанял новую бригаду мастеров, одержимых желанием потрудиться над восстановлением «Темного эха», сомневаюсь, чтобы им это удалось в подобных условиях. Ветер со стороны моря хлестал дикими, горько-солеными порывами, действительно смахивавшими на штормовые. Дождь, который он нес с собой, был нескончаемым и плотным барабанившим по земле и крыше автомобиля. Вода плясала в набухавших лужах, придавая верфи заброшенный и разгромленный вид. Я присмотрелся к кучке аккуратных строений, что стояли поодаль от берега пытаясь высмотреть в них признаки хоть какой-нибудь жизнедеятельности, например синие огни газовых горелок или бешеную белизну электросварки, чьи вспышки мигали бы сквозь цеховые окна, пронзая сумрак. Ничего, ровным счетом ничего. Столь же безжизненными оказались эллинги и соседние слипы, с которых суда спускают на воду. Пока я возился с магниткой и электрозамком, ветер что-то пел в струнах колючей проволоки, натянутой между бетонными столбами ограды. Наконец ворота захлопнулись за спиной, и я бросил взгляд на окна офиса Хадли, который занимал второй этаж опрятного, выкрашенного бледной краской деревянного здания в сотне ярдов правее меня. Жалюзи опущены. Впрочем, сквозь щели между рейками пробивались ярко-желтые, умиротворяющие полоски теплого света. По крайней мере, хоть один человек работает.

Брезент, покрывавший лодку моего отца, оказался в нескольких местах прорван под жестоким напором сегодняшней непогоды. Вообще-то ткань была очень плотной, да еще крест-накрест прошитой усилительными лентами с многократными швами. Другими словами, не представлялось возможным разодрать ее надвое и стянуть с корпуса. По крайней мере, я так думал. А на деле вышло, что кое-где брезент все же зацепился за некие выступы и порвался. Ветер хлестал сквозь прорехи и заходился воем дикарской радости, дергая за трепещущее, идущее пузырями полотнище. Брезент в ответ на это трясся от негодования, словно живое существо.

Я вымок до нитки, пока шел к судну. Да и одежда на мне была под стать деловой оказии, а не морской бури. Я остановился, посмотрел влево, где Хамбл впадал в Солентский пролив, и был поражен масштабом той злобы, которую демонстрировало ходившее ходуном море. Подошвы скользили по камню, которым замостили верфь. Впервые до меня дошло, сколько труда вбухали в невероятную прочность кладки и зачем вообще понадобилось такое делать. Это и были пресловутые оборонительные сооружения, бастионы сей цитадели человека в его борьбе со стихией. Чистая прагматика.

Я крался к «Темному эху», едва не вывихнув лодыжку на осклизлых булыжниках и проклиная предательскую кожу моих туфель и собственную неуклюжесть. На экзаменах по навигационному искусству я проявил себя докой по части математики, а вот здесь выяснилось, что мне грозит пролететь тридцать пять футов до бетонной стяжки, на которой покоится киль нашей яхты, — и лишь от нехватки пары кроссовок на каучуковой подошве. Я восстановил равновесие, физически и духовно. Брезент без передышки рычал, громыхал и хлопал в свежепорванных местах. Сейчас, когда я оказался вблизи, корпус лодки смотрелся угрожающе. Я вскинул голову, болезненно щурясь на уколы дождевых игл. Небо, бывшее ранее враждебно-хмурым, сейчас напоминало стремительно задвигающуюся крышу сумрака над миром. Я нащупал в кармане пальчиковый фонарик. Слава богу, хватило ума взять его из бардачка моего «сааба» перед вылазкой на верфь. Узким лучом я осветил брезент. Что ж, по крайней мере, не будет сложностей с проникновением на борт: передо мной виднелась прореха длиной фута полтора. Я выключил фонарик, зажал его зубами и полез внутрь, на палубу «Темного эха».

Первым впечатлением была уютность, комфорт тех палаточных дней моего бойскаутского детства, когда я был еще «волчонком». Дождь барабанил по жесткой ткани, неся с собой ностальгические воспоминания, но добраться до меня уже не мог. Вокруг стоял запах сырости, а мне было хорошо в моем сухом и заплесневелом убежище.

Однако нельзя забывать, что здесь я по делам. Фонарик помог сориентироваться. При этом я успел заметить новые доски, которыми плотники мастерски залатали дыры в палубе. Древесина еще не прошла протравку, не говоря о покрытии лаком, однако даже узенький луч «Маглайта» давал понять, что работа выполнена на совесть и без малейших огрехов. Я провел пальцами по дереву, но швов нащупать не смог. Требования, заявленные моим отцом, были поразительно высокими, и тем не менее их удалось соблюсти. Я оглядел гладкий настил в поисках тамбура сходного люка. Вот он: темный прямоугольный зев, уводящий куда-то под палубу. Вокруг меня скрипел и заходился дрожью брезент. Я улыбнулся. Уже сейчас слегка пьянила мысль, что отцовские денежки никто не разбазарил цинично, а, напротив, потратил с большим толком.

Ступеньки сходного трапа оказались хитрыми. За воем бури я не слышал скрипа, однако по пружинистому чувству под ногами мог сказать, что их еще не меняли. Я спускался по дряхлой и погибшей древесине, а посему действовать надо было осмотрительно. Мало того, чем глубже я забирался в темное нутро судна, тем отчетливее проявлялся иррациональный инстинкт страха и даже зарождающейся паники. Яхта отзывалась грохотом на ярившийся шторм, а запах плесени усиливался и приобретал новые, сложные нюансы по мере моего продвижения по короткому нисходящему пролету лестницы к кубрику и камбузу. Спуск занял больше времени, чем следовало бы. Чересчур много ступенек, пришло мне в голову. Чересчур глубоко.

На конце трапа царила тьма. И непростая смесь запахов, причем настолько сильная, что я опасался включать фонарик из боязни перед тем, что мог увидеть. В нос била первобытная вонь, как от мокрой звериной шкуры, отчего моя мошонка съежилась в тугой комок, а волосы на загривке встали дыбом. Впрочем, рев бури и чечеточная дробь атакуемого брезента несколько улеглись. Здесь было гораздо тише, но до того страшно, что я с трудом контролировал поведение мочевого пузыря.

— Расслабься, старина, — прозвучал чей-то голос.

Я мигом включил фонарик. Пусто. Я находился в капитанской каюте. Смотреть здесь не на что, кроме разоренного, протекающего интерьера старой, ремонтируемой посудины. Хотя… На двери справа, что вела в каюту поменьше, поблескивало небольшое зеркало в латунной рамке. Я нахмурился и посветил туда фонариком в подрагивающей руке. И, вскинув взгляд, увидел, что было в том зеркальном отражении.

Прежде всего в глаза бросились роскошная красная кожа и пурпурная обивка пышных сидений с золотыми кисточками; затем завиток табачного дыма и гамаши с пуговками поверх лакированного мужского ботинка, который отдернулся в тень со стремительностью кобры. И тут я разглядел женское лицо — макияж и бледность «джазового века»; иссиня-черные, геометрически уложенные волосы; алые губы — и гримасу до того дикого и неподдельного ужаса, который сочился из глаз и распахнутого рта, что я подскочил на месте, хотя эта картинка еще не успела полностью проявиться в моем сознании. И я бежал. Рвался вверх по осыпающимся ступеням сдирал с пальцев ногти, силясь нащупать, распахнуть прореху в жестком, неподъемном брезенте, а когда это удалось, то лихорадочно полез наружу. А за моей спиной, невзирая на вой и рев опустошающего ветра, звучал хохот — мужской и отрывистый.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 91
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?