Наглость - второе счастье - Марина Серова

— У меня есть информация, что на вас готовится покушение! — решила я взять быка за рога. — Именно поэтому я здесь! Видите ли, Григорий Анатольевич, по некоторым причинам, говорить о которых абсолютно не имеет смысла, я лично заинтересована, чтобы это покушение не состоялось. Поэтому прошу вас позволить мне оказаться в числе ваших телохранителей. Хотя бы на сегодняшний вечер…

— Постойте, милочка! — Мартов посмотрел на меня подозрительно, если не сказать больше. — Откуда вам известно о покушении, якобы готовящемся на меня? И почему на сегодняшний вечер?!

Ну вот! Началось то, чего я больше всего боялась. Мартов отказывался воспринимать меня всерьез!

— Григорий Анатольевич! По некоторым причинам я не могу открыть вам источник моей информации. — Понятно, я не могла рассказать Мартову о сумасшедшем киллере! — Но я точно знаю, что сегодня, когда будет проходить заседание правления, вас попытаются убить!

Услышав эти слова, Мартов рассмеялся. Мне была непонятна причина его веселья, однако подозрительность с него как водой смыло. А это делало общение более простым.

— Ой, Женечка! До чего все хитро придумано! — объяснил причину своего смеха Мартов. — Я допускаю, что по каким-то источникам до вас дошла информация о заседании правления. В сущности, это не столь секретная информация! Но вот использовать ее для того, чтобы запугать меня и попытаться получить работу — это была гениальная идея!

Теперь пришла моя очередь удивляться! Я ожидала чего угодно, но не подобной фразы! Извратить мою попытку защитить его жизнь таким образом, будто мне позарез нужна работа, это надо быть еще тем гением!

— Григорий Анатольевич! — Голос мой звучал довольно резко. — Я не нуждаюсь в работе у вас. Тем более вознаграждения за свой труд я у вас и не просила! Еще раз повторю, что у меня есть личная заинтересованность, чтобы сохранить вашу персону в целости и сохранности. Мое присутствие тем более необходимо, что я догадываюсь о личности киллера…

— Ну, ладно, деточка! — оборвал меня Мартов. — Мы посмотрели друг на друга, потешились, и хватит! Допускаю возможность того, что вы где-то что-то слышали и интерпретировали информацию по-своему! Однако служба охраны у меня есть. Причем достаточно хорошая! И самое меньшее, в чем я нуждаюсь, — так это в женщине-телохранителе! Устройтесь лучше работать воспитателем в детский сад, а меня больше не тревожьте! Поверьте, без такой экзотики, как вы, я прекрасно обойдусь!

Мартов нажал кнопку селектора, всем своим видом показывая, что разговор окончен:

— Леночка, проводите госпожу Охотникову до выхода! — И добавил, обращаясь уже ко мне: — А вам, Женечка, больше в приемной цирк устраивать не советую! Иначе вы сможете на себе убедиться в эффективности действия моей охраны!

* * *

Он проследил, как Охотникова вошла в здание «Поволжского коммерческого банка» и довольно ухмыльнулся. Все шло именно так, как и было задумано!

На секунду ему захотелось пройти следом за Женей и понаблюдать, как ей удастся уговорить излишне самоуверенного и грубого Мартова нанять ее телохранителем. Но он одернул себя!

Как бы ни был интересен этот диалог, но подвергать лишний раз испытанию один из своих способов проникновения в святая святых банка он не хотел! Впрочем, он был на девяносто процентов уверен, что Охотникова работу там не получит. Что ж, тем интереснее будет игра!

На тот случай, если Мартов все же поручит Жене охранять свою персону, у него тоже был план. Он никогда ничего не делал, не продумав все варианты развития событий. И он гордился этим!

Теперь его путь лежал домой. На данный момент он сделал все, что хотел, и теперь можно было отдохнуть, прежде чем начать последний этап подготовки к покушению на Мартова.

Домой он ехал на троллейбусе. Чтобы добраться до остановки, ему пришлось продираться через переполненный людьми рынок. Он ненавидел толпу!

Его ненависть сидела глубоко внутри, не высовывая наружу даже кончика хвоста. Он не мог позволить своим эмоциям выплеснуться наружу. Он должен быть идеалом. Примером для подражания воспитанным людям.

При всей своей ненависти к толпе он чувствовал себя в людской массе как рыба в воде. Его научили приспосабливаться к ней. А он ненавидел и это свое умение!

Он шел через рынок, стараясь не смотреть людям в глаза. Главной его задачей было никого не задеть. И все же пару раз его толкнули. Оба раз он вежливо извинялся, с виноватой улыбкой глядя поверх людских голов. А там было небо! Еще не спрятанное за лиственными гривами деревьев.

Легкие облака неслись по голубым просторам, не скованные ничем. Даже необходимостью соответствовать какой-либо форме. Солнце красило их золотом, и казалось, что каждое из них само и есть солнце!

Он наступил в лужу и вздрогнул. Ему явственно показалось, как мерзкая грязная жижа проникает сквозь кожаную поверхность ботинок, стремясь запятнать своим отвратительным прикосновением его нежную кожу. Грязь всегда сначала липнет к ногам, а потом оскверняет душу!

Он проклял облака!

Он проклял лужу и… улыбнулся — полная женщина с огромными сумками, больше похожая на ощеренную свинью, чем на что-либо другое, грубо попросила его посторониться.

— Конечно, конечно! — вежливо сказал он, отходя в сторону. Впрочем, женщина его уже и не видела.

— Пирожки, беляши, кофе, чай! — истошно кричала она, бульдозером пробираясь сквозь толпу.

Он отошел в сторону и достал чистый платок из кармана демисезонного пальто. Едва не скривившись от отвращения, он вытер от грязных потеков правый ботинок, а затем и руки. После этого оскверненный платок полетел в чудом уцелевшую здесь урну.

На троллейбусной остановке люди копошились, как тараканы. Они забегали один за другого, пытаясь пробраться поближе к обочине. Некоторые в непонятном стремлении увидеть прибытие троллейбуса издалека, словно это могло ускорить его продвижение к остановке, выскакивали на проезжую часть.

Он стоял позади этой копошашейся кучи. Его лицо не выражало ничего, кроме вежливого желания помочь. Когда подошел троллейбус, он забрался в него последним, вежливо подсадив дряхлую старушку на подножку.

Она поблагодарила его:

— Дай бог тебе, здоровья, сынок!

Он улыбнулся в ответ.

Он считал своей святой обязанностью поездки на общественном транспорте. Это была его Голгофа, его тяжкий крест. Ненавидя тех, кто толкал его в спину, наступал на ноги, он улыбался им. Он должен был лучше понять это быдло!

Те же старушки у подъезда встретили его. Их лица засветились, словно лампочки Ильича, едва он вошел во двор. Они любили почтение и считали, что заслужили его. А он был с ними почтителен!

— Ох, сердешный! — проговорила бабка Маша после традиционного обмена приветствиями, что стало для всех троих неким ритуалом, знаком тайного ордена. — Что ты все один маешься? Жаниться тебе надо!