Кремль 2222. Киев - Владислав Выставной

Ведун даже не шелохнулся, чтобы принять книгу. Просто сказал:

– Стрелки судьбы уже направлены. Не суетись – просто прими все, как есть, – и наслаждайся дорогой. Нет в мире большего наслаждения, чем покой и безмятежность дороги. В пути нет места суетным мыслям. В пути и происходит настоящая жизнь.

– Ну да, конечно, – хмуро усмехнулся Книжник. – Наслаждаться покоем, как же! Когда в любую минуту на нас могут напасть, когда паровоз может заглохнуть или пути окажутся настолько сильно повреждены, что даже «Дракон» не сможет их преодолеть?

– Наверное, ты думаешь, что в состоянии контролировать все, что происходит вокруг тебя? – произнес Ведун, и глаза его чуть расширились. – Что твой страх, твои беспокойные мысли могут остановить неизвестную угрозу? Что ты сам в состоянии управлять собственной судьбой?

– Нут, я не думаю, что могу предвидеть все угрозы, – нехотя сказал Книжник. – Но я же разумный человек, я просто обязан думать о будущем!

– Чушь. Будущее само о тебе позаботится.

– Я не согласен! Человеку свойственно думать о будущем, предвидеть и предотвращать угрозы! Человечество тем и отличается от животных, что всегда устремлено в будущее!

– Ну и где оно, твое человечество? – тихо произнес Ведун. – Где все те, кто когда-то думал о будущем? – он подался вперед, и лицо его осветил тусклый свет плафона, а резкие тени сделали жутко похожим на мертвеца. – Оно сожрало их всех – будущее! Оглянись вокруг – вот оно, будущее сгинувшего человечества!

Со знакомым уже холодком Книжник ощутил, что Ведун будто прочитал его недавние мысли.

Наваждение прошло – Ведун вернулся в свою неподвижность и продолжил уже прежним, равнодушным голосом:

– Это иллюзия. Человеку не суждено заглянуть за горизонт событий. Будущее темно и неизвестно. Сила не в знании того, чего не дано знать смертному.

– В чем же, по-твоему, сила?

– В способности принять то, что тебе суждено Роком.

Книжник нахмурился, сжал зубы. Он не знал, что возразить этому мрачному человеку. Не хотелось признавать, но это внутренне возмущение говорило о правоте собеседника.

– Погляди на своего друга, – сказал Ведун, кивнул в дальний угол каземата.

Книжник посмотрел туда и только сейчас заметил спокойно дремлющего Зигфрида. Тот расслабленно полулежал на мешках с припасами и, словно иллюстрируя слова Ведуна, наслаждался покоем. Мощная грудь под защитными металлическими пластинами мерно вздымалась в такт дыханию, ладонь небрежно лежала на ножнах лежащего рядом меча.

Лицо Книжника залило краской. Он понял, о чем говорил Ведун.

Воин не боится будущего. Он беззаботно идет навстречу неизвестности, и только битва способна вывести его из состояния внутреннего покоя. А он, Книжник, не воин. Он ученый, да и не ученый даже – желторотый птенец, лишь недавно выползший из тихого гнезда кремлевской Семинарии. Оттого и его суета, вечное беспокойство, постоянная неудовлетворенность, раздражающее стремление сунуть нос во все, что кажется интересным.

Он просто мальчишка, пусть и набравшийся сверх меры всевозможных знаний. Хотя, если вдуматься, все эти знания не стоят и малой части обыкновенного жизненного опыта Зигфрида.

Но вместе с тем его природная пытливость – вовсе не порок. нет. Это то, что отличает его от воина и вместе с тем дает ему ту особую силу, которой нет ни у Зигфрида, ни у этого мрачного колдуна – или кто он там на самом деле.

Подумав об этом, Книжник вдруг успокоился и даже улыбнулся.

– Ладно, – сказал он. – Не хочешь говорить – не надо. Поживем – увидим.

Возможно, это ему лишь показалось, но в глазах своего сумрачного собеседника семинарист увидел молчаливое одобрение. Что ж, пусть судьба сама ведет его вперед – под глухой перестук колес, силой могучего ядерного сердца железного «Дракона».

* * *

Ведун не соврал: им ни разу не пришлось ни тормозить, ни переводить стрелок. Уже сутки поезд полз по мертвой равнине на северо-запад. Время от времени посреди бескрайней голой степи встречались города.

Мертвые города.

Когда-то и московские развалины казались Книжнику мертвыми, но теперь он понимал, что это не так. Московские руины кишели жизнью – странной, больной, агрессивной, по большей части враждебной человеку, но это была жизнь.

Здешние города напоминали призраки. Они не были разрушены войной, по ним явно не прошли катком стальные армады НАТОвской техники, на них не проливались ливни из бомб и снарядов, во многих домах даже сохранились стекла – только жизни здесь не было. Взгляд не замечал даже вездесущего ядовитого плюща или хищных лиан. Никто здесь не дрался за место под солнцем, как в клокочущей «мясорубке» в пределах Садового Кольца.

Поначалу у путешественников еще возникала мысль остановиться, выйти на полустанке, чтобы размять ноги на твердой земле, но при виде этих городов-трупов желание быстро пропадало. Напротив – невольно хотелось прибавить скорости, чтобы поскорее убраться из таких мест.

Привалившись спиной к орудийной башне головного вагона, Книжник водил пальцем по страницам атласа. Поле Смерти, преградившее первоначальный путь, осталось далеко позади, и неплохо было бы свернуть в прежнем направлении – на северо-восток, в сторону Москвы. Все, что требовалось, – отыскать ближайшую развилку. Однако Книжник успел запутаться в мешанине древних железнодорожных путей и с трудом себе представлял, где именно они сейчас находятся. Даже атлас не помогал – непривычно огромные расстояния сбивали с толку.

Оторвав взгляд от атласа, семинарист вздрогнул: прямо перед ним сидел на корточках мальчишка-мимикрон и разглядывал его, склонив голову на бок, как крысособака. От предательского страха все волосы на теле встали дыбом. Ладонь сама легла на рукоять «маузера», по-прежнему используемого в качестве закладки.

– А ты здесь откуда? – стараясь придать голосу бодрости, спросил Книжник. – Кто тебя из клетки-то выпустил? Ах, да…

Он запнулся: мимикрон протягивал ему в ладошке самодельный ключ. Не зная, как поступить, парень пролепетал пересохшими губами:

– Это мне?

Мальчишка кивнул.

– Спасибо… – Книжник убрал руку с пистолета и осторожно взял в руки ключ. – Но зачем он мне?

Мимикрон не ответил. Немного приободрившись, но не особо надеясь на ответ, семинарист спросил:

– Имя-то у тебя есть?

– Егорка, – детский голос прозвучал совершенно неожиданно, и Книжник едва не вскрикнул – будто с ним заговорил камень.

– Егорка? – недоуменно повторил семинарист. Как-то не стыковалось в сознании смешное имя с образом коварного устройства для скрытого нападения.

– Меня так мама звала, – произнес мимикрон совершенно по-детски, и сейчас можно было поверить, что это действительно самый обыкновенный малыш.