Правда о Мелоди Браун - Лайза Джуэлл

Мелоди на минуту даже присела на край тротуара, чтобы прийти в себя. Это был самый сильный провал в прошлое, самый отчетливый и убедительный флешбэк. Перед ней явился мощный и неоспоримый факт. Она жила здесь, в этом доме. С кем-то по имени Джейн. Это был их дом.

Некоторое время Мелоди внимательно разглядывала строение, впивая в себя каждый его штрих – окна, дверь, свежевыкрашенные кованые решетки. Перед ней был очень красивый дом, изящный и ухоженный – разительно отличавшийся от того, что только что нарисовался в ее памяти. Тот казался обветшалым и запущенным, с позеленевшей лепниной, с облупившимися рябыми решетками.

И тот мужчина с длинными волосами. Ведь она знала того человека! Определенно, Мелоди его хорошо знала!

Тут ее внимание привлекло объявление внизу окна, и Мелоди подошла поближе.

«Имеются свободные номера»

Она позвонила в дверь. Открыла ей женщина примерно ее возраста, в фартуке. В руках у нее были желтая тряпка и банка полироля «Mr Sheen». Вид у нее был расстроенный и немного даже сердитый.

– Здравствуйте! – сказала Мелоди. – Я лишь… – Она запнулась на мгновение, еще не зная, как лучше себя вести.

Женщина нетерпеливо уставилась на нее.

– У вас есть свободные номера? – наконец спросила Мелоди.

– Есть, – резким голосом ответила та. – Но только на одну ночь. С завтрашнего дня и до конца сезона у нас уже все забронировано.

– А можно посмотреть?

– Да. Разумеется.

Женщина открыла дверь пошире и впустила Мелоди в дом. Холл внизу был красивым и аккуратным, с мозаичной плиткой на полу и бежевыми стенами, завешанными черно-белыми фотографиями с видами Бродстерса. Дом был симметричен относительно входа, и в обе стороны от прихожей уходили коридоры с дверьми. И каким-то необъяснимым образом здесь каждый угол, каждый закуток что-то значил для Мелоди.

– Комната, конечно, маленькая, – сказала хозяйка, – но для вас одной она подойдет, тем более всего на ночь.

– О, не сомневаюсь, что здесь очень хорошо, – молвила Мелоди, надеясь, что выглядит сейчас, как самая обычная женщина, занимающаяся самым обычным делом, а вовсе не как человек, терзаемый муками пространственно-временного хаоса. – А вы долго живете в этом доме?

– Ну, приобрели-то мы его шесть лет назад, но еще два года убили на то, чтобы привести все в порядок.

– Что, был вконец заброшенным?

– Практически да. Дом был в ужасающем состоянии. Мы больше года жили в трейлере.

– Ничего себе! – Мелоди даже представить не могла, чтобы эта чопорная и вся такая безупречная дамочка обитала в домике на колесах. – А кто же тут жил до вас?

– Никто, насколько мне известно. В семидесятых тут был сквот[4], а потом, в 1980‐м, объявился хозяин дома, повыгонял всех сквоттеров, заколотил все досками и оставил строение гнить и разрушаться. Мы его купили на аукционе. Из сострадания. И из сумасшествия, пожалуй.

Она с улыбкой повернулась к Мелоди.

– Вот та самая комната. – Она толкнула дверь в маленькую каморку, выходящую окном на сад позади дома.

Комнатка оказалась очень мило обставлена – на голову выше обычных гостиничных номеров с их одеялами в цветочек и дешевыми шкафами из сосны. В ней стояла односпальная кровать с белыми одеялом и наволочкой и еще двумя черно-белыми декоративными подушками, белое французское бюро «под старину», небольшой шкаф и монохромная фотография ночного Парижа в рамочке над кроватью. Половицы были отциклеваны и покрыты лаком, все в завитках и пятнах от сучков.

– Тут чудесно, – сказала Мелоди, – просто восхитительно… Только вот я что-то не уверена, что действительно смогу остаться на ночь. Пожалуй, мне все же следует вернуться домой. У меня сынишка, и у меня есть…

Тут она запнулась, увидев особенно крупный завиток на половице, и в мозгу мигом всплыло новое воспоминание, столь же живое и отчетливое.

Свалявшийся коврик из овчины, скомканная бумажная салфетка, крашеные коричневые половицы, кровать из темного дерева, в которой кто-то лежит, и ее собственный голос, встревоженно шепчущий:

– Они вызовут полицию! И тебя посадят в тюрьму! Как ты не понимаешь, мама?! Неужто ты не понимаешь?

Мелоди резко вздохнула.

– Мама! – прошептала она громче, нежели сама ожидала.

– О, конечно, – немного смущенно отозвалась женщина. – Ничего, все нормально.

– Хм… мне уже пора, – сказала Мелоди, пытаясь вернуть самообладание. – Большое вам спасибо.

– Ну, как я уже сказала, до конца лета у меня все забронировано…

– Да, я поняла. Не беспокойтесь. Может быть, удастся осенью…

– Я дам вам наш буклетик.

Идя обратно по гостинице к прихожей, Мелоди старалась ухватить глазами как можно больше подробностей, однако новые хозяева проделали настолько великолепную работу, отделывая дом, что только лишь его планировка навевала ей ощущение какой-то знакомости.

– Скажите, а когда здесь был сквот… Случайно не знаете, кто тогда тут жил?

Женщина глянула на нее так недовольно, будто ей невыносимо было само упоминание о том, что ее дом некогда являлся пристанищем для таких сомнительных типов, как сквоттеры.

– Не имею ни малейшего понятия, – презрительно фыркнула хозяйка.

Она вручила Мелоди со вкусом выполненный проспектик и проводила гостью к двери.

– Не забудьте только забронировать заранее, – сказала она напоследок. – У нас постояльцы круглый год.

Мелоди повернулась было, чтобы пойти от дома прочь, – и тут увидела его. Оборванного и потрепанного жизнью, грязного и бородатого мужичка, сжимающего в руке жестяную банку дешевого сидра и сильно наклонившегося над ней.

– Что, потерялись? – спросил он, дохнув ей в лицо вонючим сидровым духом.

– Нет, у меня все хорошо, – попыталась проскользнуть мимо него Мелоди.

– А по мне – так потерялись. Вы уверены, что не заблудились тут у нас? А то я мог бы объяснить вам, куда идти. Я тут жил аж с семи лет. Знаю эти места, как свои пять пальцев.

Мужичок был среднего роста и, возможно, чуточку постарше Мелоди. И не будь он таким замурзанным и таким пьяным, она, глядишь, и не преминула бы расспросить его о городке и о том, как тут все выглядело, когда он был подростком.

– Нет, честное слово, – ответила она. – У меня все в порядке. Я просто гуляю.

– Так и я тоже – гуляю, – осклабился он. Зубы у него были сильно пожелтевшими, однако для человека с улицы – на удивление ровными и целыми.