Держи меня крепче - Татьяна Полякова

Луганского я застала в его кабинете. Мой друг занимал постпредседателя законодательного собрания. У него была репутация шибко умного,оттого многие относились к нему как к дурачку. Несколько лет назад мой другвыставил свою кандидатуру на выборах, руководствуясь желанием улучшить жизньграждан. Последующие годы, как ни странно, в этом смысле ничего не изменили,иллюзии он хоть и подрастерял, но остался исключительно порядочным человеком.Большая редкость в наше время, надо сказать. По этой причине я его оченьуважаю. Парень он толковый, иногда я всерьез думаю, если бы таких, как он, былопобольше… впрочем, моих иллюзий явно недостаточно, чтобы поверить, будто вокружающем мире можно что-то кардинально изменить. Но пример Луганского внушаетопределенный оптимизм.

Не так давно я убедилась и в его уме, и в отличных деловыхкачествах, с той поры мы и стали друзьями, хотя и до того момента он вызывал уменя симпатию. Конечно, такой человек был многим неудобен, и эти многиепредрекали ему скорый закат карьеры, у нас, по крайней мере. Но Дед кЛуганскому благоволил по непонятной причине. Впрочем, мне она как раз понятна:даже отпетым мерзавцам хочется видеть рядом приличных людей. Луганский по сейдень оставался белой вороной, а Дед продолжал к нему благоволить.

Прозвище Хомяк он получил из-за пухлых щек, служение народуне прошло даром, виски у него, несмотря на молодость, отливали сединой, анаметившаяся лысина со временем обещала стать выдающейся. Мешки под глазами иранние морщины намекали на нешуточные битвы, которые он вел практически водиночку.

Луганский поднялся и заключил меня в объятия, после чегокивнул на дверь по соседству.

– Идем туда, поговорим спокойно.

За дверью была комната отдыха. Диван, два кресла, журнальныйстолик, на котором стояли кофейник, чашки, еще были пирожные на блюдечке. Мойдруг любил сладкое, но, по непонятной причине, этого стыдился.

– Пирожные для тебя, – сказал он, что не помешалоему съесть их все в весьма непродолжительный период. Взглянув на меня из-подочков в золотой оправе, Луганский спросил без улыбки: – Ты по делу?

– Можно сказать и так. Говорят, в выходной ты был нарыбалке.

– Да какая там рыбалка, – отмахнулся он. –Просто решили отдохнуть на природе… – В этот момент он будто споткнулся и,нахмурившись, посмотрел на меня с недоумением. – Постой… тебя что,Корзухин интересует? – Я пожала плечами, жест этот можно было понять какугодно, но Луганский понял правильно. – У кого-то есть сомнения? Черт, очем это я? Если ты здесь, то, выходит, сомнения есть у Деда.

– Скорее он хочет, чтобы я его убедила, что этонесчастный случай.

– Конечно, – подумав немного, кивнулЛуганский. – История дикая. Я имею в виду гибель его жены. Совершеннодикая… Володя просто раздавлен. Держится из последних сил. Он Люду очень любил.Они были прекрасной парой. И вдруг… в голове не укладывается.

– У нее вроде были неприятности на работе?

– Не знаю, – пожал он плечами. – У Людыязыковой клуб, она сама себе хозяйка…

– Значит, о проблемах жены Корзухин тебе нерассказывал?

– Нет. Неужто ты думаешь, что она… – Луганскийпокачал головой, отметая свою мысль как совершенно бредовую.

– В субботу вечером вы были вместе? – Услышав этотвопрос, Луганский поднялся и стал нервно расхаживать по комнате.

– Оля, я все понимаю, но… это полный бред… разумеется,мы все время были вместе. Еще двое знакомых это охотно подтвердят.

– Да ты не нервничай, – вздохнула я. –Ей-богу, я спрашиваю для отмазки. У ментов нет повода сомневаться, что это несчастныйслучай.

– А Дед? Почему он вдруг решил?

– Говорят, у него виды на твоего приятеля. Наверное,боится сюрпризов.

– Возможно. Хотя… хотя есть другой вариант. –Луганский замолчал, а я продолжала наблюдать за ним. Он хмуро размышлял очем-то, и я не выдержала:

– Ты мне расскажешь о другом варианте?

– Нетрудно догадаться, – проворчал он. – Деддействительно выделял его среди прочих и… что, если он понял: Корзухин человекдля него не совсем удобный, и теперь ему нужен повод…

– Ерунда, – усмехнулась я. – Ему не нуженповод. Если Дед решит, что Корзухин ему неудобен, задвинет его так же легко,как выдвинул.

– Но… даже Дед должен соблюдать определенные нормы.

– Уверена, о том, что должен, он даже не догадывается.Я хочу сказать, у него свои нормы и ему плевать на другие.

– Невероятно, – вздохнул Луганский, непонятно, чтоон имел в виду. Если Деда, то напрасно, еще как вероятно. – Ольга, еслиКорзухин станет мэром, у нас появится возможность… – Он продолжалразвивать свою мысль, а я ухмылялась, удивляясь святой простоте своего друга.Когда Луганский выдохся, я сказала:

– Что ж, надеюсь, так оно и будет. Загляну сегодня кДеду и доложу, что он может успокоиться. Несчастный случай на его планах никакне скажется. Вы с Корзухиным друзья?

– Я бы сказал, хорошие знакомые. Очень хорошие. Другомя могу назвать тебя, как ни странно это может прозвучать. – Я прекраснопонимала, что он имеет в виду, и кивнула. – А Володя… отличный парень,умный, серьезный и, безусловно, порядочный. Будет жаль, если… впрочем, яповторяюсь. Я не настолько знаю его семейную жизнь, но в одном уверен: он оченьлюбит Людмилу, любил… Не представляю, как будет он один с ребенком…

– Несколько лет назад он с этим справился, –заметила я, ничего особенного не имея в виду.

– Да, старшую дочь он лет с двенадцати поднимал один…

– От чего умерла его первая жена? – все-такиспросила я.

– Честно говоря, не знаю. Неудобно было спрашивать. Онвсегда говорил «после смерти Наташи», наверное, какая-то болезнь.

– У них с Людмилой общий ребенок?

– Да, конечно. А почему ты спрашиваешь?

– Судя по анкетным данным, он женился, когда дочерибыло пять лет.

– Да? Возможно. Скорее всего, старшая девочка послесмерти матери не хотела видеть в доме чужую женщину.

– Да, похоже на то, – кивнула я, поднимаясь. –Ты с Людмилой часто виделся?

– Не то чтобы очень…

– Алкоголем она не злоупотребляла?