Игла Стёжки-Дорожки - Яна Тарьянова

тем более покинуть наш мир, стало втройне непросто. Какая злая насмешка судьбы — я нашел выход, но не смогу уйти, потому что беспокойство о сыне привязывает меня крепче любого якоря».

Впереди раздался журчащий звук. Димитос прищурился. Скала? Родник?

Вода стекала по боку замшелого утеса, впитываясь в облака. Некоторое время ничего не происходило, а потом камень расступился, выпуская на поверхность тонкий росток. Зеленый стебель вытянулся, окреп — как будто перед глазами мелькали кадры ускоренной съемки. Первый цикл жизни уложился в три минуты — куст из трех прутьев покрылся листьями, тут же сбросил пожелтевший наряд, отдохнул и снова зазеленел. Зрелище было завораживающим, и Димитос боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть незнакомую волшбу. На третьем цикле заметно разросшийся куст покрылся крупными белыми почками. Запах распустившихся цветов разочаровал — затхлость, сырость, плесень, живущая на прелой древесине.

Он сделал шаг вперед, чтобы рассмотреть диковинные плоды четвертого цикла. На ветках выросли крохотные стеклянные пузырьки с притертыми пробками, внутри которых тускло поблескивали то ли рыбные чешуйки, то ли плоские бусины.

— Нравится? — голос был хрипло-вкрадчивым. — Выберешь? Возьмешь?

Из-за дерева вышло существо, внешне напоминавшее здоровенного кота — серо-полосатого, дворовой расцветки, с угрожающими когтями, царапавшими камень. Димитос присмотрелся и опознал бродячего кладовика. Те, кто нарушал условия службы — терял клад из-за лени или проигрывал — приговаривались к изгнанию на Кромку. И, конечно же, пытались передарить свою судьбу доверчивым путникам, вышедшим на облачную дорогу.

— Что это? — не приближаясь, спросил Димитос.

— Дерево несбывшихся желаний, — с кошачьей усмешкой сообщил кладовик. — Сам знаешь, иногда от желаний отказываются — за минуту до их исполнения. А я их собираю. Не пропадать же добру? Выбирай! Вдруг тебе попадется несметное богатство или принцесса?

— Или очнусь возле трупа врага с окровавленным ножом в руках, — вернул ему усмешку Димитос. — Или увижу, как сбывается сказанное в сердцах проклятие.

— У-у-умный? — мяукнул бродяга. — Тогда пр-р-р-ова-а-а-ливай, не мешай жда-а-а-ть!

— Когда надо, тогда и уйду.

— Пр-р-рова-а-а!..

Черепашка, которой надоела перебранка и топтание на месте, спрыгнула с руки, прокатилась по пружинистой дорожке. Кладовик заткнулся на середине звука, отступил, почтительно склонился перед подарком Чура. Черепашка шустро вскарабкалась по камню и исчезла в неприметной трещине, словно хотела добраться до корней деревца. Димитос ждал продолжения, затаив дыхание. В какой-то момент возникла догадка, что его миссия выполнена — избрали для того, чтобы доставить черепашку в нужное место. А бродяга-кладовик — случайная встреча-помеха.

Он ошибся. Из расселины показался сначала хвост, потом панцирь. Черепашка, пятясь, тащила за собой какой-то шнурок, и Димитос подошел, чтобы ей помочь. Деревце несбывшихся желаний растаяло. Кладовик что-то пробормотал и исчез, прокопав ход прямо посреди облачной дороги.

Димитос подцепил шнурок на палец, поднял черепашью добычу на уровень глаз.

Проволочные кольца оплетали разноцветные нити, перемежаемые бусинами и ракушками. Несведущему человеку могло бы показаться, что перед ним безделушка, сувенирная продукция или поделка усидчивого ребенка. Колдун-человек или оборотень, обучавшийся в храмовой школе, понимал, что это узелковое письмо. Рык-ко.

Димитос держал в руке редкость — дорожник, или, как его еще называли, хожень. В центре дорожника болтались два камушка-башмачка на вощеных нитях, по кругу змеились узелковые надписи: «Иди, куда охота, от Ярышника до Летнего Солнцеворота», «Манит папоротный цвет, угольками рдея, заберешь его себе, ежели сумеешь». Осторожное движение отправило подарок судьбы во внутренний карман. Димитос подхватил черепашку и отступил назад, надеясь, что ступеньки остались на месте. Клочья Кромки стремительно редели. Уже не было не только кладовика — ни скалы, ни родника, ни расселины. Только бездонный провал, в котором лениво кружились светлячки.

Он беспрепятственно покинул подземелье и парк. Забрал сына, долго извинялся за задержку перед матерью, нахмурившейся при виде грязной куртки, ботинок и брюк. По дороге домой, при взгляде на полицейские посты, по спине пробегали мурашки — прежде Димитоса если и останавливали, то не обыскивали. Тогда вероятность досмотра не беспокоила — он не возил с собой запрещенных предметов. До сегодняшнего дня.

«Пугает неопределенность. Арестуют, изымут хожень, отдадут на экспертизу. Можно отделаться штрафом, а можно заработать реальный тюремный срок. По статье "Открытие пути для магических существ из других миров" светит от пяти до пятнадцати лет тюрьмы строгого режима».

Добравшись домой, он припрятал дорожник в крохотном палисаднике на заднем дворе, прекрасно понимая, что в случае обыска это не спасет. Отдал дань бытовым и гигиеническим заботам, разогрел суп, подаренный матерью, и принес в гостиную две коробки конструктора — сын захотел собрать грузовик и подъемный кран. Черепашка, протертая тряпкой, бродила по дому сама по себе.

«Надеюсь, Маруш на нее не наступит с размаху. Говори, не говори, а все равно под ноги не смотрит. Купить ей аквариум? Или не ограничивать свободу? Надо подождать. Вдруг сама какое-то убежище выберет».

Накатывала плохо преодолимая дрема. Вернулась усталость после работы с проклятым перекрестком, помноженная на неожиданный выход на Кромку. Димитос растянулся на циновке, кивая сыну, комментирующему каждое соединение деталей, и прикрыл глаза. Перед внутренним взором тут же появилась ветка деревца, увешанная запечатанными пузырьками. Уверенность пошатнулась, шевельнулся червячок досады — «а вдруг упустил свое счастье?». Зацепилась репьем, проросла в душе чужая наживка, рассчитанная на дураков. Димитос разозлился на себя — до клокочущего рыка в горле. И тут же услышал знакомый голос.

«Ничего не случилось? — спросил человек-снайпер. — Все в порядке? У меня такое чувство, что произошло что-то важное… трудно объяснить. Такое же было, когда в армии получил от мутер письмо, где она сообщила, что заявление в посольство отправила. И неизвестно было, дадут ли визы. А прочел и понял — все, другая дорога. Прежней жизни не будет. И сейчас такая же ботва. И почему-то кажется, что это не от моих развлечений пена поднялась. Все время тебя вспоминаю».

«Все сложно, — уклончиво ответил Димитос. — Может быть, и важное. Наверное. Пока не знаю. Но документы на выезд я пока не подавал. Это на самый крайний случай».

«Как у тебя дела? Не хочешь рассказать?» — Вопрос прозвучал мягко, без нажима, без примеси пустопорожнего любопытства. — «Мы давно не разговаривали. Ты сказал, что боишься стать проводником для неведомого зла, я помню. Не знаю, как убедить тебя в том, что я не замышляю ничего плохого».

«С неведомым злом я погорячился, — признал Димитос. — Это на меня накатило в какой-то момент. От страха. Кстати, потом мне один старый волх сказал…»

«Кто?»

«Слишком многое надо объяснять. У тебя есть свободное время?»

«Пока час. Сработала пожарная сигнализация, провели эвакуацию из здания, и тут же приехала полиция — кто-то позвонил