Бездомный мрак - Михаил Март

Ощущение не из самых приятных. Я пялился в потолок и прислушивался к каждому шороху, но, кроме маятника каминных часов, ничего не слышал. Находясь в таком напряжении, о сне и думать нечего, и все же я продолжал вести жестокую борьбу со своим страхом.

Часы отстучали два раза. Ни в одном глазу. Может, хватит экспериментировать? В следующую ночь можно продолжить, всего понемногу…

До моих ушей донесся какой-то посторонний шум. Что это было, понять не могу. Я скинул ноги с кровати и сел. И вдруг меня пронзила дрожь.

Золоченая ручка двери, сверкавшая в лунном свете, начала поворачиваться. Я отчетливо видел, как тяжелый рогообразный набалдашник медленно опускается вниз.

Меня парализовало. Ручка продолжала опускаться. Тут сработал инстинкт. Я машинально, против своей воли, дернул за шнурок настольной лампы, и комната озарилась светом.

Ручка тут же встала на свое место. Послышалось какое-то шуршание, затем что-то стукнуло. В коридоре стояли тумбы с китайскими фарфоровыми вазами. Мне показалось, что одна из них разбилась, но ковровая дорожка заглушила удар. Шум пропал, все стихло. Выходить в коридор мне было боязно. Я встал и подошел к окну. Два фонаря освещали подъездную аллею и клумбу перед домом. Мне показалось, что тень промелькнула возле клумбы и исчезла во мраке.

Галлюцинациями я, слава Богу, не страдал и если видел предмет, значит, тот существовал наяву. Но кто может разгуливать по саду среди ночи? Через забор не перешагнешь. Возможно, у сторожа есть собака. Выясню завтра же. Но собаки не могут открывать двери.

Я взял себя в руки, подошел к двери и открыл ее. Темно. Я нащупал выключатель на стене и врубил свет. Все вазы стояли на своих местах. Тишина.

Висевшие между дверных проемов бронзовые бра прекрасно освещали помещение, вплоть до лестницы. Я вышел в коридор и заглянул в комнату напротив. И вновь мне пришлось включать свет. Желание спать как рукой сняло. Передо мной возник большой экран. Теперь я вспомнил про кинозал и домашний кинотеатр. Мне захотелось посмотреть, какие фильмы стоят на полках. Почему бы не отвлечься и не посмотреть кино? Выбирал я по названиям. То, что интересно звучит на слух.

Море кассет. Тут целенаправленные поиски без каталога бессмысленны. После долгих мытарств мое внимание привлекла одна кассета, где значилось название «Семейная хроника Аракчеевых». Такой шанс упускать нельзя!

Я подошел к видеомагнитофону и вставил кассету. Куда сложнее было включить плазменную панель, но и с этой задачей я справился. Минут пять ушло на настройку, и аппаратура заработала. Я сел в одно из кресел первого ряда и уставился на экран.

Вначале появились титры. Точнее, заголовок или название: «День рождения отца», после чего появилось изображение. Лето, природа, деревья, спелые яблоки и сливы. Камера остановилась на пожилом человеке лет семидесяти. Он сидел под огромным зонтом в соломенном кресле, одетый в белый костюм, прекрасно гармонировавший с его густой белоснежной шевелюрой. Рядом стояло еще несколько кресел, стол, накрытый скатертью, поверх которой стояли вазы с фруктами, ведерко со льдом и бутылки с пестрыми этикетками. В одной руке старик держал фужер с шампанским, во второй трость. Точная копия той, что пользовался мой адвокат. Добродушный солидный старик снисходительно наблюдал за происходящим вокруг.

Камера отдалилась, появился общий план и я увидел бассейн. Старик сидел в двух метрах от кромки, за которой плескалась голубая вода, сверкавшая на солнце. Звуки природы заглушала музыка. На кафельном полу стоял переносной магнитофон, из него исходила приятная мягкая музыка. Обстановка располагала к дасслабленному состоянию и беззаботному отдыху. Камера поднялась вверх, прошлась по макушкам деревьев и остановилась на трамплине вышки. Через мгновение на верхотуре появилась девушка, похожая на статуэтку, настолько безукоризненны были ее формы. Длинные мокрые волосы прилипли к плечам и гибкой спине. Девушка помахала кому-то рукой, смело подошла к краю и ласточкой прыгнула в воду. Красивый прыжок, почти без брызг.

Я тут же вспомнил фотографию, принесенную мне Антоном. У меня не оставалось сомнений, что это та самая красавица из машины, погибшая жена Тимура. Значит, зовут ее Катя. Знала ли она в тот радостный момент, что ее ждет впереди? Да и старик, очевидно, не думал о приближавшейся смерти.

Камера вновь поднялась на вышку. На экране появился Тимур Аракчеев. Я его тут же узнал не только по длинным волосам, но и по выражению лица. Несмотря на дальний план съемки, этого человека ни с кем другим не спутаешь. Объяснений своим заключениям я дать не мог. Очевидно, Тимур засел в моем подсознании.

Он весело смеялся, хлопал себя по коленям, затем разбежался, прыгнул, сделав в воздухе невероятный по сложности кульбит, и, выпрямившись в струну, безукоризненно вошел в воду.

Объектив камеры вновь вернулся на вышку. И тут я напрягся. На трамплине появился Максим Круглов. Как странно смотреть на постороннего человека и понимать, что это не кто иной, как ты сам. По моей коже пробежали мурашки.

Максим, или я, не был столь веселым и храбрым. Он прыгнул в воду, сделав в воздухе сальто, но грохнулся в бассейн неудачно. Мне стало обидно. До своего друга по части ловкости ему было далеко, но он упорно не желал ему ни в чем уступать, и это чувствовалось.

Неизвестный оператор вновь вернулся к хозяину торжества. Возле него уже суетился сын, разливая напитки в фужеры, а Екатерина сидела у старика на коленях, обняв его за шею. Меня эта картина немного покоробила. Слишком распущенно и фамильярно она вела себя. И если вспомнить рассказы Антона, Аракчеев-старший должен ненавидеть невестку сына. Другое дело, что во время съемки в те дни, отец еще не знал о намерениях сына жениться на пустышке и не воспринимал ее всерьез.

И вот к берегу подплыл я и выбрался на кафельное покрытие. Тимур тут же подал мне бокал с красным вином. Мы столпились вокруг старика и начали что-то петь. Именинник чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Моя фигура оказалась спиной к объективу, и я обратил внимание на кривую темную полоску на своем плече. Камера немного приблизилась к веселой компании, но я в это время развернулся. Эта странная полоска меня заинтересовала. Я встал, остановил магнитофон и отмотал пленку назад. Поймав нужный кадр, я нажал на паузу и кнопку «приближение», максимально увеличив изображение. Встав вплотную к экрану, я начал разглядывать собственное плечо. Сомнений не оставалось: я видел отчетливый шрам сантиметра в четыре, а то и в пять над лопаткой. Он имел форму ветки или рогатки, с раздвоением кверху. И это не царапина, а самый что ни на есть глубокий застарелый шрам, отметка, от которой невозможно избавиться так просто.

Меня бросило в дрожь. Несколько минут я разглядывал экран, а потом выключил аппаратуру и вернулся в спальню. Где-то здесь должно быть зеркало.

Вдоль левой стены тянулся шкаф с несколькими дверцами. Я начал их открывать одну за другой. Мне повезло. Я скинул пижамную куртку едва не порвав ее, и встал спиной к отражению.

На моем теле осталось немало следов от ожогов, тонкая розовая кожа морщинилась, но на теле не было ни одного шрама. Как я ни вертелся, но ничего похожего не нашел. Вряд ли пересадка кожи могла скрыть подобное уродство. Меня обуяла злость, чувство еще не посещавшее меня ни разу. Я пнул дверцу ногой с такой силой, что в шкафу что-то упало от удара. Я вновь открыл створку и увидел на дне шкафа вешалку с костюмом. Я поднял его и повесил на место. На дне осталось еще что-то. Я нагнулся и взял предмет в руки. Очевидно, он выпал из кармана. Им оказался блокнот, а точнее, обычная записная книжка из плотной кожи.