Астрея. Имперский символизм в XVI веке - Фрэнсис Амелия Йейтс
Шрифт:
Интервал:
Тема, или одна из тем этой книги требовала предварить исследование этоса и символизма европейских национальных монархий, в том виде, как они развивались в эпоху Возрождения, обзором истории имперской идеи в Средние века и в эпоху Ренессанса, который мы попытались вкратце представить в этом вступительном эссе. В частности, это относится к Тюдорам и их самой известной представительнице – Елизавете I. В следующем эссе мы покажем, что имперская идея, и в особенности идея имперской реформы, является ключом к пониманию того сложного символизма, который выстраивался вокруг этой королевы, и ключом ко многим образам, в которых она представала миру.
Часть II. Имперская реформа Тюдоров
Королева Елизавета I как Астрея
В прологе к пьесе Томаса Деккера «Старый Фортунат» встречаются два старика, которые, прежде чем предстать перед королевой, заводят следующий разговор:
– Вы путешествуете в храм Элизы?
– Так точно, к её храму несу я своё немощное тело. Одни зовут её Пандорой, другие Глорианой, иные Цинтией, иль Бельфебеей, иль Астреей, чтоб множеством имён представить качества, что дороги им. Но все те имена слагаются в одно божественное тело, как все те качества принадлежат одной душе.
– Я из её страны, и мы боготворим её под именем Элизы[84].
Эта беседа подразумевает, что королева Елизавета, как символ и небесный объект поклонения, предстаёт различным почитателям в разных аспектах и при этом не теряет своей целостности.
Нам было бы приятно знать, что существует некая нить Ариадны, способная провести нас через лабиринт елизаветинского символизма, исследование которого в изображениях королевы или в посвящённых ей стихах ставит много неразрешимых вопросов. Возможно, часть затруднений удалось бы прояснить через более полное изучение её имён; возможно, одни из них нам слишком хорошо знакомы, а о других мы имеем сравнительно мало понятия. К примеру, мы хорошо знаем её как богиню-луну Цинтию или Диану, тонко воспетую Беном Джонсоном как «королеву и охотницу, непорочную и справедливую» и неявно восхваляемую её адептами Рэли и Чапменом. Мы много слышали о Глориане и Бельфебее, центральных персонажах «Королевы фей» Спенсера. Но что насчёт Пандоры и Астреи? Какие «дорогие качества» выражают эти имена? Мы не будем останавливаться на Пандоре, а вот королева-дева Астрея станет предметом нашего исследования в настоящем эссе.
Классические и христианские интерпретации Астреи
В первой книге «Метаморфоз» Овидия есть известное описание четырёх эпох. В первый, золотой век под властью Сатурна люди собирали себе пищу, не прикладывая к этому труда, в условиях вечной весны. Все были добродетельны от природы, и повсюду на земле царил мир. После золотого века Сатурна наступил серебряный век Юпитера, когда вечная весна сменилась временами года. Людям впервые пришлось почувствовать жару и холод и начать трудиться на обработке земли. Третьим настал бронзовый век, он был суровее первых двух, но ещё не был нечестивым. И наконец, наступил век железный, давший волю злу. Стыд, правда и верность покинули землю. Жажда наживы толкнула людей за моря и заставила копаться в земле в поисках металлов. Затем пришла война и стала потрясать лязгающим оружием в окровавленных руках. Благочестие пало, и дева Астрея, последняя из бессмертных, покинула залитую кровью землю:
Victa iacet pietas, et virgo caede madentis
ultima caelestum terras Astraea reliquit[85].
Рис. 1. Гравюра из книги Гая Юлия Гигина (Hyginus, De Mundi et Sphere, Venice, 1502)
Овидий опирается на греческие источники. Традиция золотого века, намёком представленная у Гесиода[86], получила развитие в астрономической поэме древнегреческого поэта Арата при описании созвездия Девы, шестого знака зодиака[87]. Арат объясняет, что когда дева Справедливость покинула мир в железном веке, она обрела пристанище на небе в виде созвездия Девы, и её фигура с колосом в руке сияет теперь на небосводе. Этот атрибут – virgo spicifera – воспроизводится затем всеми латинскими переводчиками и подражателями Арата. Созвездие традиционно было принято представлять в виде крылатой женщины с колосьями. Колосья обозначают положение Спики, самой яркой его звезды.
В целом, латинские поэты продолжали традицию отождествления Астреи, девы-справедливости золотого века, с созвездием Девы, знаком месяца августа. Например, у Сенеки есть слова о том, как «Астрее Лев вручает быстротечный год»[88], подразумевающие, что солнце в своём пути по зодиаку переходит из Льва в Деву. Елизаветинские поэты были знакомы с этой традицией и также уравнивали Астрею и Деву. Подтверждение этому можно легко найти у Спенсера. В процессии месяцев в седьмой песне «Королевы фей» август идёт в сопровождении Девы-Астреи:
The sixt was August, being rich arrayd
In garment all of gold downe to the ground
Yet rode he not, but led a louely Mayd
Forth by the lilly hand, the which was cround
With eares of corne, and full her hand was found;
That was the righteous Virgin, which of old
Liv'd here on earth, and plenty made abound;
But after Wrong was lov'd and Justice solde,
She left th' vnrighteous world and was to heauen extold[89].
(Шестым был август, богато облачённый
В одежды золотые до земли;
Он шёл пешком, ведя прекрасную девицу
За белу руку, в коей та держала
Колосья злаков горстью полной;
То была праведная Дева, что прежде
На земле жила и изобилие дарила.
Когда ж неправда восторжествовала, и справедливость продана была
Покинула неправедное место и вознеслась на небо).
А затем в самом начале «Сказки матушки Хаббард» мы узнаём, что:
It was the month in which the righteous Maid
That for disdaine of sinful world's upbraide,
Fled back to heaven, whence
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!