Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви - Одри Хепберн

Вот и получилась принцесса Анна.

А не влюбиться в блистательного Грегори Пека просто невозможно. Какой же он надежный! Когда есть такой наставник, сыграть плохо просто не получится. Это заслуга Пека, что мне удалась роль. А еще дотошного Уайлера, Эдди Альберта, игравшего его приятеля фотографа, дорогой Грации, причесывавшей меня, Альберта де Росси, каким-то непостижимым образом сумевшего замаскировать гримом все недостатки моей мордашки, и… кажется, я могу перечислить всю съемочную группу «Римских каникул», от Уайлера и Пека до осветителей и водителей. Они были так внимательны и добры, так предупредительны, так хотели помочь бестолковой принцессе, что сыграть плохо просто не получилось бы.

Говорят, короля играет свита, моя «свита» увлеченно «играла» принцессу Анну, мне оставалось только визжать, когда надо мной шутили Пек и Альберт, восторгаться гримом и прическами, вздыхать, когда режиссер требовал «еще пару дублей», хотя на хлопушке уже стоял номер 38, и в перерывах заниматься клоунадой, чтобы хоть как-то отплатить за заботу и ласку окружающих.

Я буквально купалась во всеобщей любви и обожании, это ни с чем не сравнимое ощущение — счастья, потому что тебя любят все вокруг. До сих пор, стоит вспомнить, как мне помогали все и во всем, на глаза наворачиваются слезы. Перед каждым дублем я чуть отходила в сторону, чтобы сосредоточиться, мне нужно уйти от окружающей суеты, побыть одной, в такие минуты меня никто не трогал, даже старательно заслоняли от любопытных взглядов. Было ощущение, что съемочная группа вносила меня на площадку и уносила после выключения камеры.

Все, весь Рим, весь мир существовал ради Анны! И когда я играла сцену возвращения ее во дворец и беседы с наставниками, я говорила не о принцессе, а о себе: «…Если бы я не понимала в полной мере ответственности…» Я понимала, но в этот раз ответственности не боялась, хотя колени все равно тряслись перед каждой командой «Мотор!».

А какие придумки были у режиссера… Одна сцена с потерянной туфелькой чего стоит. Эта сцена задает тон всему фильму: уставшая от официальных мероприятий принцесса, пытаясь хоть чуть облегчить жизнь, тайком снимает туфельку с правой ноги, чтобы размять пальцы, и… теряет ее. Нет, не совсем, туфелька просто падает набок, и нащупать ее ступней никак не удается.

Смешная ситуация грозит обернуться почти позором, потому что Анне предстоит открывать бал, танцуя в первой паре. К счастью, непокорную туфельку все же удается вернуть на ногу, и весь вечер Анна терпеливо сносит неудобства, больше не рискуя облегчать себе существование.

У кого в подобной ситуации не возникнет желания просто сбежать?

Благодаря нескольким вот таким находкам побег принцессы из дворца не выглядит сумасбродной выходкой, зрители начинают сочувствовать бедной девушке еще в первой сцене, причем сочувствовать по-доброму.

Во время съемок в Риме стояла жуткая жара, но, когда мы с Пеком якобы после купания в Тибре совершенно мокрыми изображали дрожь от холода, одна из ассистенток позади камеры стояла с… одеялом. На вопрос: «Зачем?» — объяснила:

— Но они же замерзли…

И снова все смеялись, потому что из-за жаркой погоды группа откровенно завидовала нам, облитым из шланга. Но чувствовать, что о тебе, даже экранной, вот так заботятся, очень приятно.

А однажды Грегори накормил меня мороженым. Нет, не в кадре, а за кадром. Просто после съемки утащил куда-то на небольшую улочку в кафе и заставил весь стол вазочками! Я ахнула:

— Мне нельзя! Запрещено!

Пек лукаво подмигнул:

— А мы никому не скажем. Это будет наша тайна. Вы когда-нибудь воровали яблоки в чужом саду? Они куда вкусней тех, которые куплены.

— Но мне и правда нельзя, не потому, что запрещают, я сама не могу.

— По ложечке каждого, чтобы понять разницу вкусов.

Оно было действительно разным и безумно вкусным, а то, что скрыли от всех такое «преступление», сделало мороженое просто божественным.

Я не запомнила кафе, но какая разница, наверное, если бы это был просто хлеб, сама обстановка и атмосфера небольшого хулиганства придали ему особенную прелесть. Чем не принцесса, сбежавшая из дворца?

На следующий день снимали сцену с мороженым. Грегори лукаво подмигнул:

— Это наша тайна.

И стало весело, словно я ела не мороженое, а стащенное в соседском саду яблоко.

Сцену с проездом на мотороллере снимали целых шесть дней, нужно было не просто ездить, но и не покалечить никого, а главное, даже в сороковом дубле снова и снова испытывать восторг от возможности порулить под руководством Грегори Пека. Конечно, часть сцены снималась в павильоне, но мы ухитрились поездить по улицам, чтобы запомнить ощущение. Кажется, получилось; глядя на кадры с восторженной Анной, управляющей мотороллером, я не понимаю, какой именно дубль использовал Уайлер — первый или сорок восьмой.

Однако работы римской полиции мы задали немало, карабинерам пришлось охранять Рим от нас и нас от Рима. Грегори Пека узнавали на улицах, немедленно собиралась толпа туристок, страстно желающих получить автограф, это мешало, единственной возможностью оставалось проводить съемки на рассвете, тогда и естественный свет лучше, и народу на улицах меньше.

Не меньше, чем Грегори Пек, над моим скромным умением что-то изображать потрудился и Уильям Уайлер, которого все называли Вилли (в отличие от Билли Уайлдера). Еще Уайлера называли «невидимым режиссером», сняться у которого мечтали все. Мне повезло.

На площадке во время съемок актеры Уайлера разве что не ненавидели за десятки дублей, но постепенно к такой работе привыкали и после окончания «невыносимых» съемок мечтали попасть в его фильм снова и снова. Божественная Бэтт Дэвис во время работы сначала кляла Уайлера на чем свет стоит, а потом сознавалась, что больше всего боялась, что больше не придется у него играть. Мне пришлось, у гениального Уайлера я сыграла еще в замечательнейшей комедии «Как украсть миллион»! Даже если бы не было никаких других фильмов, хотя я обожаю многие из тех, в которых снималась, я все равно считала бы свою актерскую судьбу состоявшейся.

Уильяма Уайлера считали «актерским» режиссером, а еще ходили легенды о его любви к деталям и неимоверном количестве снимаемых дублей. Все это правда, хотя, если посмотреть со стороны, съемки зачастую выглядели просто странно. Уайлер наблюдал за игрой актеров словно со стороны, потом коротко бросал:

— Снова!

И делался еще один дубль, потом еще один… и еще… и еще… При этом режиссер ничего не объяснял, а на вопросы актеров, что не так, отвечал коротко (даже божественному Лоуренсу Оливье):

— Паршиво. Я хочу, чтобы вы играли лучше.

Но как именно «лучше», что не устраивает в той игре, что есть, и чего хочет сам Уайлер, он никогда не объяснял. Говорят, Бэтт Дэвис однажды разозлилась:

— Вы сами не знаете, чего хотите!

Знаете, что ответил режиссер?