Каннибалы - Юлия Яковлева

Они должны быть ей рады. Даша еле успевала всем кивать, всем улыбаться.

7

Люда сперва перешла на рысцу, потом припустила во всю прыть – коридор был пуст, значит, все уже там. Значит, она очень-очень опаздывает. Вечно она опаздывает. Нельзя привлекать к себе внимание опозданием именно сейчас.

Коридоры в закулисной части были низкими, без окон, в белесом свете галогеновых ламп. Так пусто, что слышно было, как лампы гудят. Ей показалось, что… Люда схватилась за угол, чтобы удержать равновесие, заставила себя остановиться, вернуться, заглянуть за угол.

Да, не показалось. Мужик в сером костюме озадаченно топтался на перекрестке двух коридоров и лестницы, заглядывал, пытаясь понять, куда она ведет. И туда ли ему надо.

– Вам куда? – окликнула Люда.

Борис вздрогнул. Он не слышал ее легкий бег:

– К директору балета. Простите, я заблудился. На каком я этаже?

– На плюс третьем.

Люда объяснила, как пройти к кабинету Акима.

– Но он сейчас в большом репзале, – уточнила. – Вам туда, может?

Тот покачал головой:

– Вряд ли. А что, есть и минус третий? – полюбопытствовал с улыбкой Борис.

Она глянула на него внимательнее: клеит, что ли?

Борис поправился:

– Этаж.

– После реконструкции есть все. И минус третий, и минус четвертый, и минус седьмой.

Люда объясняла – и сканировала: костюм приличный, мужику за полтос – чей-нибудь папик. Чей? Или, наоборот, в поиске? Сделала вывод, что нет – занят. Есть что-то такое в глазах. Как у собаки на поводке. Люда потеряла интерес.

– Минус седьмой? – удивился папик.

На прощание – снова набирая скорость – Люда ему пообещала:

– …Но если потеряетесь на минус седьмом, ваш труп найдут только при следующей реконструкции.

8

А Марина не бежала. Вот еще. Больно надо. Посмотрим, надолго ли ее хватит. Выскочка. С Волочковой, вон, тоже в свое время все носились. Хотя видно ведь было – пшик, пустышка. А все: А! О! И где теперь эта Волочкова? Только в инстаграме: не знает, как пошире раздвинуть ноги, чтобы обратить на себя внимание. А ноги-то – уже старые. В балете время летит быстрее, чем за стенами театра. Сорок лет? На свалку.

В коридоре за сценой пресс-секретарь в узкой юбке вешала порцию свежих ксероксов на доску «Пресса о балете». Со всех жирно улыбалась она. Со всех. Ну ничего. Это пройдет. Скоро взошла – так же скоро сдуется.

Вот Марина – Марина работать умеет! Балет это труд. Это работоспособность и выносливость. Это сила, дисциплина, точность. Следить за дыханием. Контролировать мышцы. Зачем выдумывать всякий бред про талант?

Когда секретарь поцокала каблуками прочь, Марина послушала их звук – звук затихающих выстрелов. Подошла к доске.

Ксерокс превратил фотографии Беловой в белый силуэт на черном фоне.

Марина изучила.

Рослая швабра, Белова эта. Нога небось сорокового размера. Уродство. И прыжка нет. Неужели они все не видят, что у Беловой элементарно нет прыжка?

Ничего, еще прозреют. Вот она тогда посмеется.

Марина достала из сумки с туфлями ручку. Нарисовала Беловой синие рога, и для симметрии – синие вампирские клыки.

Обернулась, не видел ли кто. Но коридор был все так же пуст.

Марина усмехнулась. Конечно. Все в большом зале. Лижут ее перед сегодняшним спектаклем.

О, ну удачи. Одно дело – толкаться на сцене лондонского Королевского театра или там у себя в Питере. Там она, может, и сумела пустить всем пыль в глаза.

А здесь – Москва. Сцена огромная. Широкая, глубокая.

Такой сцене нужны размах, скорость. Пушечная сила прыжка… Прыжок Беловой? Ха-ха. В вариации Феи – три жете, чтобы полностью перекрыть эту сцену по диагонали. От одного угла кулис до другого. Только три прыжка. Да она дотянет только до середины сцены, спорим? В лучшем случае.

Надо будет все же заглянуть одним глазком на ее репетицию. Как там дела.

Как Белова будет выкручиваться.

Наверняка, поменяет хореографию в своей вариации. Ей придется убрать эти три жете. Вот тогда-то ее и взгреют. «Фею горы» поставил Маэстро. Балеты Маэстро в Москве – священны.

Все дутое лопается. Рано или поздно. Лучше рано. Марина дала Беловой два года. Максимум. Ей самой к тому времени будет двадцать шесть. Всего двадцать шесть! Еще ничего не поздно.

9

Люда в самом деле опоздала. Кордебалет, у которого была выписана репетиция в другом зале, уже утекал через дверь. Люда толкнулась пару раз против течения. Надо подойти к этой Беловой, поздравить, сказать что-то приятное или что там еще. Никогда не знаешь. Может, потом замолвит словечко – и Люду на гастролях в Японии, стране самых жирных суточных, поставят на местечко получше, в первую линию. А может, даже и в восьмерку. Лишние деньги? Да что вы! – деньги никогда не лишние, по крайней мере, ей.

Кордебалет все шел и шел.

Надо идти с ними. Еще не хватало опоздать теперь на собственную репетицию. В расписании стоит, что ведет Вера Марковна, эта – сволочь: Акиму настучит.

Но дорога ложка к обеду. Правильно говорят. Надо пробиться к Беловой. Сказать что-нибудь милое. Произвести первое впечатление.

Люда посторонилась, пропуская выходящих.

– Людка, ты как? – идешь?

– Людка, а ты?

– Я сейчас, сейчас.

Нырнуть внутрь все не удавалось. Большой у нас кордебалет все-таки, подумала Люда не без гордости. Дождалась, когда поток обмелеет. Следом выступала знать – они и здесь соблюдали очередность согласно официальной иерархии: солисты и солистки, первые солисты, затем ведущие солисты. Поприветствовать новую балерину согнали всех.

Последними выходили балерины. Дамы, как всегда, впереди, за ними парни – премьеры. И тех и других в театре было по восемь. Восемь пар. Теперь балерин девять. А мальчиков – по-прежнему восемь. Белова переехала без партнера. Одна лишняя, как в детской игре, когда все под музыку идут вокруг стульев, а стульев на один меньше, чем участников, и надо первым занять место. Только здесь все еще хуже. Парней вообще-то семь, потому что Славик только числится. Вот Маринка теперь зубами щелкает: она же думала, что Славика надежно себе прихватила. Славик рослый, но не тот тип, что называется «летающий шкаф». Мужественность в нем сочеталась с изящной формой рук, ног, манер. Марина рядом с ним и сама смотрелась благороднее, а не как она обычно: избу на скаку остановит. В паре со Славиком ей можно было даже претендовать на «Лебединое озеро». И тут такой облом.

Фотка Славика все еще висела на сайте театра в категории «Премьеры», он даже ходил на утренний класс и даже что-то пробовал репетировать, проверяя, как восстановился после травмы. Но говорили, уже не восстановится никогда. Не физически – морально. Разрыв ахилла. Ахиллово сухожилие в пятке отвечает за толчок от пола и приземление после прыжка. Разрыв ахилла – мерзкая штука: после него потом всю оставшуюся жизнь ступаешь на ногу осторожно. Для мужика – конец карьеры: мужики в балете должны прыгать. Ударные прыжки – главная конфетка для публики. Бедный Славик. А красавчик. Жалко. Вон он там, маячит тоже.