Генерал армии Василий Маргелов - Борис Костин

– Так точно! – ответил я.

– На знакомство с группой и подготовку к выполнению боевой задачи даю один час, а затем – вперед.

– Есть, – козырнув, ответил я.

Водитель и автоматчики были не новичками в Красной Армии, и долго объяснять им суть предстоящего не пришлось. На мой вопрос, есть ли у них какие-либо предложения или просьбы, они попросили разрешения взять побольше боеприпасов.

Убедившись в надежности своих бойцов, я проверил, как они подготовились к выполнению боевой задачи, после чего доложил командованию о том, что через пять минут отправляемся на выполнение задания.

Получив “добро”, мы двинулись в путь. Дорога была длинной. Спустя некоторое время увидели скелет сгоревшей легковушки, а через несколько километров – взорванную танкетку. Остановились, огляделись. Мост через речушку был свободен. Пролетев его на бешеной скорости, въехали на окраину. Заглушили двигатель. На улицах – ни единой души. Казалось, город знал, что скоро штурм. Жители попрятались как перед бурей, магазины были закрыты.

Вдруг, откуда ни возьмись, к броневику подбежал мальчонка лет двенадцати.

– Вы советские? – спросил он.

– Да. А ты кто такой? – спросил я.

– Советские – значит наши. А я местный, – ответил паренек, – зовут Янко.

– Ладно, Янко, раз ты местный, то и показывай дорогу к ратуше.

Мальчонка проворно вскарабкался на переднее сиденье и спустя некоторое время броневик подскочил к ратуше. Поблагодарив хлопчика и пожав ему на прощание руку, я с автоматчиками направился к входу в здание, условившись с водителем о том, чтобы минут через десять он дал из пулемета очередь в воздух.

Возле входной двери стояли два полусонных полицейских, которые, завидев нас и броневик со звездой на башне, стали изумленно протирать глаза. Сообразив, что это не сон, они бросили оружие и пустились наутек.

Путь в ратушу был свободен, и мы смело шагнули в здание. На первом этаже никого. На втором – тоже. На третьем путь нам преградили два польских жандарма, но направленные дула автоматов поумерили их пыл. Я понимал польский и уяснил, что сейчас у бургомистра идет совет, решавший, как и чем предстоит оборонять городок.

Связав на всякий случай перепуганных до смерти жандармов, мы ворвались в большую комнату: “Руки вверх! – громко скомандовал я. – Шановне панове! Вы арестованы. Сопротивление бесполезно. Наши войска уже заняли все подходы к городу. Вам, полковник, советую прямо сейчас связаться со своим полком и распорядиться о сдаче частям Красной Армии”.

И тут, в подтверждение моих слов, прогремела длинная пулеметная очередь. Эффект ее был впечатляющим. Трясущимися руками командир полка польских жолнежей взял телефонную трубку и слово в слово повторил в нее мой ультиматум. Мы вывели из ратуши городского голову, начальника полиции, полковника, дав еще для острастки вверх несколько очередей, отправились в обратный путь. Город был занят нашей дивизией без единого выстрела».

За такие смелые действия впору было представить и участников к боевым наградам, однако поход в Западную Белоруссию и Западную Украину в официальных военных сводках именовался как «большие маневры» или «учебные сборы», и ни один из бойцов награжден не был.

А между тем Маргелов стал настоящим героем дня и дал действенный ответ на вопрос дивизионной газеты: «Кто первым вступит в Барановичи?» – был в авангарде подразделений, освободивших город. В качестве трофеев бойцам достался целый эшелон с хлебом, галетами, мясными консервами. Это было значимым подспорьем – дивизионный хлебозавод так и не сдвинулся с места, а пропитание войск командиры всех степеней должны были организовывать за счет местных ресурсов. Впечатляло и количество захваченного оружия: винтовок – 850 штук, пистолетов – 80 штук, патронов – 15 000 штук, легковых машин – 35, грузовых – 15.

Из Барановичей дивизия двинулась на Пружаны. Дивизионная разведка в связи с участившимися стычками и нападениями была усилена третьим батальоном 229-го стрелкового полка. Вот одно из боевых донесений командира передового отряда:

«В д. Стриженец обнаружил небольшую группу конных. При перестрелке они отошли, оставив убитыми 2-х польских улан.

Разведкой под командой начальника 2-й части штадива капитана Маргелова было установлено наличие мелких групп конницы. В перестрелке ранен один красноармеец».

Количество раненых и убитых бойцов и командиров Красной Армии в ходе похода долгое время держалось в строжайшей тайне. А между тем такой учет велся. В 8-й стрелковой дивизии убитых – 9 человек, раненых – 21. Возле хутора Михали в белорусской земле схоронили красноармейца Ивана Николаевича Ивлиева, капитана Харитона Матвеевича Авхименко, младшего лейтенанта Евгения Омельяновича Орлова. Русский, белорус, украинец… Все трое погибли от немецких пуль.

Взаимоотношения с новоявленными союзниками – отдельная тема. 24 сентября части 8-й дивизии переправились через Буг в намерении выйти на демаркационную линию, определенную договоренностью с немецким командованием. Тот самый инцидент, в котором были убиты бойцы и командиры Красной Армии, произошел у местечка Баранки-Велько. Маргелов докладывал: «В 16:00 конный разъезд РБ (разведбата. – Á. Е.) был обстрелян пулеметным огнем из немецких танков. Есть убитые и раненые. Бронемашины отбили и подожгли один танк». Взвилась красная ракета, это означало: «Я – свой».

Немцы принялись извиняться: дескать, ошибка получись, думали – поляки. А между тем за местечко Седлец, примерно в ста километрах от Варшавы, едва не разгорелся первый настоящий бой. Командарм В. И. Чуйков требовал: «Добиваться отвода немецких войск настойчиво и с полным достоинством». Как оказалось, в этот населенный пункт польское командование свезло многое из того, что не досталось немцам. Командующий 4-й армией распорядился: «Принять оставшееся [от поляков] имущество, для чего выслать к 12:00 часам представителя к германскому командованию в сопровождении разведывательного батальона». Представителями были НО-1 майор Концевой и капитан Маргелов, которые и сообщили начальству ландверной дивизии: «Красная Армия займет этот пункт, даже если он не будет освобожден частями немецкой армии».

Немцы сообразили, что вполне могут обрести неприятности, и более территориальных споров не возникало. 3 октября 1939 года 8-я дивизия стала укрепляться по демаркационной линии. То же самое делали и немцы и как победители с небывалой открытостью шли на контакт с командованием нашей дивизии.

Это были блаженные дни. Более двух недель Маргелов не снимал гимнастерку, недосыпал и недоедал, проделав с бойцами трехсотверстный путь. И вот теперь – жаркая баня, чистое белье и обильное хлебосольное застолье. Освободители и освобожденные не только говорили на одном языке, но и имели одни традиции. Добрая чарка, отменная закуска, застольные песни, всеобщая нескрываемая радость. Сполна проявились радушие и гостеприимство – извечные качества белорусского народа, разделенного Рижским договором на целых восемнадцать лет.

Подводя итоги похода, полковой комиссар остановился и на вкладе НО-2 в общую копилку победы: «Коммунист товарищ Маргелов бесстрашно ходил в разведку, неоднократно вступал в бой с небольшими группами и целыми бандами врага». А следом за этим последовала новая, на этот раз довольно «деликатная» задача. Командующий армии В. И. Чуйков, понимая, что другого случая добыть у немцев новейший противогаз может и не представиться, распорядился «изыскать способ его обретения».