Опустошение - Егор Роге

Марина считала себя законным обладателем половины суммы.

Юлию ничего не оставалось, как попросить вернуть хотя бы часть денег, но Марина была непреклонна.

Доводы, которыми Артем снабдил Юлия, готовя его к разговору с Мариной Ласкер, что поступившие на счет деньги являются не прибылью, а авансом, были опровергнуты встречным аргументом, что Артем свою половину суммы тратил на все, кроме бизнеса.

По словам Иды, Артем планировал отдать Марине десять процентов дохода, что, на мой взгляд, было справедливо, так как она вообще не имела никакого отношения к получению этих денег. Но Марина захотела больше, и ей это удалось.

Последним аргументом было то, что часть денег должна принадлежать Борису, на что Марина ответила, что совершенно не сомневается в том, что деньги Бориса находятся в половине Артема.

Юлий очень волновался и последней фразой, сказанной Мариной, было: «Юлик, береги нервы».

Когда Юлий вернулся, он был полностью опустошен, и к вечеру ему стало плохо. Вызвали «эмердженси», которая доставила его в муниципальную больницу. Врачи сняли первый приступ, но срочно потребовалась операция на сердце. Дорогостоящая операция могла быть оплачена страховкой, но ее у Юлия не было. Требовалось шестьдесят тысяч долларов, но Артем их не нашел. На следующий день Юлий скончался.

После похорон Ида провела в Канаде еще месяц. Подавленность Артема сменилась агрессией, он обвинял Иду в том, что именно она дала совет открыть совместную компанию с Мариной. Но, скорее всего, причина найти виновного являлась защитной реакцией: Артем пытался защититься от самого себя – ведь сумма, которую он так легко потратил, могла бы спасти жизнь его отцу.

В начале апреля девяносто второго, спустя пару дней после отъезда Иды, мне позвонил Борис.

Говорил он так тихо и неуверенно, что, признаться, вначале я принял его за другого, соседа с одиннадцатого этажа, пожилого и довольно больного человека.

Сообщив, что он в Москве, Боря предложил встретиться через час в буфете Рижского вокзала, как всегда предложив максимально удобный вариант для себя.

За последние полгода я ни разу не был на Рижском вокзале, и сейчас, с трудом протискиваясь в толпе, я не мог понять, каким образом за такой короткий срок одна из самых тихих станций московского метро превратилась в многолюдное, грязное и очень небезопасное место.

Рынок, организованный на противоположной от вокзала стороне проспекта Мира, наряду с ярмаркой в «Лужниках», задали вектор лотошной культуры и отбросили страну, в которой к тому моменту были построены крупные торговые центры, работали фирменные магазины, существовала своя торговая улица – Калининский проспект, на десятилетия назад – все это было безжалостно вытеснено новой формой торговли – беспорядочно расставленными складными столиками.

Войдя в здание вокзала, я сразу увидел Бориса.

Сказать, что Боря изменился, значит не сказать ровным счетом ничего, – он постарел лет на десять: седые волосы, морщины, он сгорбился, похудел и, скорее, одряхлел – это определение подходило куда больше.

От того Бориса, которого я видел совсем недавно, ничего не осталось. На нем был выцветший шерстяной свитер грязно-синего цвета, поверх накинута обычная походная брезентовая ветровка; черные брюки, очень грязные снизу, и кроссовки – старые канадские кроссовки в очень неприглядном состоянии.

Боря и раньше никогда не одевался аккуратно, всегда был небрежен в одежде: «оллаут кежуал», как он сам говорил: джинсы, яркие, с длинным рукавом футболки или свитера, возможно не всегда выглаженные, но при этом чистые, в хорошем состоянии.

Он стоял около столика, лицом ко входу и пил вокзальный кофе с молоком из граненого стакана.

– Ты не самолетом? – поприветствовав Борю, поинтересовался я, – или, как ты говорил раньше, что лучше вовремя, но поездом, чем быстро, но самолетом?

– Поездом дешевле, – произнес Боря, дав понять что шутки сегодня не в почете, – плацкартой.

Я купил в буфете минеральной воды и бутерброд с сыром, предварительно уточнив у Бори, будем ли мы разговаривать именно в этом месте.

– Да, здесь, конечно, поговорим, – ответил Борис и, поймав мой взгляд, спросил: – Что, так изменился? Не отвечай, сам знаю, что изменился. Ладно, времени мало, давай к делу. Я должен тебе все рассказать.

Борис говорил быстро, довольно отрывисто – как будто давал показания.

Все началось еще в ноябре девяностого года. Ребята из «Тристара» познакомили Артема со шведским финансистом Улофом Джекобсоном, владельцем компании, которая занималась финансовым консультированием.

Жил он довольно далеко от Стокгольма, в Мальме, на самом юге Швеции. Артем жаловался на высокие накладные расходы, самолетом можно было добраться только через Москву, а паромом – через Таллин. В обоих вариантах только до Стокгольма, где правда дружелюбный швед встречал визитеров, и путь около шести сотен километров на машине до Мальме – за счет принимающей стороны.

Офис Джекобсона располагался в лучшем – по крайней мере до постройки в 2005 году двухсотметрового красавца Turning Torso – бизнес-центре города, занимая почти половину этажа.

Артем и Боря ездили к нему в январе, а в июне Артем поехал в Мальме один.

Улоф и его партнер Ингви предложили изменить всю схему.

Рубли Артем направляет в литовский банк, где они будут конвертированы и переведены по двум адресам.

Первая сумма попадет в Канаду, на счет компании НАКИТ, десять процентов от общей суммы кредита.

Артем и Боря хотели сразу начать оформление вида на жительство – тогда, имея в своем распоряжении эти деньги, могли спокойно дожидаться завершения сделки. Шведы предупредили, что с этой суммы придется заплатить налоги, но затруднились ответить, какие именно, ссылаясь на пробелы в знании канадского налогового законодательства. А оставшаяся часть суммы, то есть девяносто процентов, будет переведена компании «Экосистем», владельцами которой являются Улоф и Ингви и которая зарегистрирована на острове Мэн, в безналоговой зоне.

Доллары, которые попадут в «Экосистем» за минусом четырехпроцентной комиссии Улофа, принадлежат Артему и Борису. Прочих налогов с этой суммы платить не надо. Дело совершенно легальное и безрисковое, так как это Европа и в качестве страховки банк «Экосистем» предоставлял безусловный аккредитив сроком на сорок пять дней на имя компании НАКИТ.

Улоф объяснил, что сам банк гарантирует, что вся сумма за минусом маленькой комиссии «Экосистем», будет отправлена на счет НАКИТа через сорок пять дней, если стороны не изменят условия аккредитива. А менять их ведь никто не намерен, убеждал швед.

Артем оценил риск как минимальный, в худшем случае они вернут все деньги через полтора месяца с минимальными потерями, но рубль к тому времени упадет еще процентов на тридцать.