Мужчина, которого предала женщина - Владимир Колычев

– За убийство.

– Кого убил?

– Человека… Случайного человека…

– Чего так?

– Напился до беспамятства, не понимал, что делаю…

Бомж спрашивал, он отвечал, но, казалось, это был не диалог, а монолог с самим собой. Валентину было плохо, его тошнило, живот болел, перед глазами все плыло, невыносимо хотелось лечь, приткнуть куда-нибудь голову. Но при этом он ощущал в себе потребность выговориться перед самим собой.

– Это бывает, – с важным видом отозвался бомж. – Я однажды сам перебрал… Просыпаюсь, а Ленка лежит с пробитой башкой. Хорошо, живая… Она с Колькой блудовала, ну, я ей за это и отвесил. Рука у меня тяжелая…

– Моя жена тоже блудовала, – кивнул Валентин.

– А говоришь, случайного человека убил.

– Нет, она не случайный человек. Но я ее не убивал… Лучше бы ее… Нет, лучше бы его…

– Кого – его? С кем она блудовала?

– Да. Эдуард его зовут. Эдик… Козел!..

– Не люблю козлов. Воняет от них, – скривился бомж.

Это было бы смешно, если бы не черная депрессия, на веки вечные подмявшая под себя Валентина.

– Воняет… – кивнул он. – Носом не унюхаешь, как воняет. Но воняет очень сильно. Потому что оружием торгует.

– Оружием?! Оружие – это серьезно, – кивнул бродяга.

– Каким оружием?! – спохватился Валентин.

Он не должен был говорить, чем занимается Тихоплесов. Его вообще нельзя впутывать в эту историю… Или можно? Ведь из-за него же Валентин перебрал со спиртным. Тихоплесов создал угрозу, которую он в пьяном беспамятстве и пытался предотвратить. Ведь он думал, что не курьера убивает, а киллера, который прибыл по его душу. Опьяненным подсознанием думал, потому и натворил бед…

Не было бы Тихоплесова, не напился бы Валентин до белой горячки. И жена бы от него не ушла. И не сидел бы он сейчас в этой вонючей камере с протухшим бомжом…

– Ну, ты сказал, что этот Эдик оружием торгует, – напомнил бомж.

– Оружием?! Ну да, торгует. Охотничьи ружья, карабины, все такое. У него легальное предприятие. И он очень богатый человек.

– Потому твоя жена к нему и ушла?

– Да, я для нее бесперспективный.

– Знакомая история. Моя Ленка тоже от меня ушла, потому что я бесперспективный. С Толяном сейчас живет, он у нас человек с положением, отходы заводские охраняет, а там цветные металлы. У него даже своя бытовка есть…

– И у этого тоже бытовка есть, – с мрачным видом кивнул Валентин. – Где-то на Рублевке. И Ленка твоя к нему не уйдет. Потому что он ее к себе не возьмет. Хотя бы потому, что у него есть моя жена…

– Бывшая жена?

– Не совсем. Я только вчера заявление в загс подал, нас еще не развели… Шел из загса, а этот меня ждет… Я думал, он меня убить хочет… Испугался… Напился… Думал, что киллер за мной пришел. А это был курьер из магазина…

– Он что, киллера мог заслать?

– Мог.

– Из-за бабы?

– Из-за нее тоже, – погруженный в свои мысли, отрешенно кивнул Валентин.

– А еще из-за чего?

– Ну, я узнал, что он оружием незаконно торгует.

– То законно, то незаконно, ты уж определись как-нибудь.

– Что законно?… – очнулся Валентин. – У него оружейные магазины по всей стране, там все на законных основаниях…

– Но ты что-то не то про него узнал.

– Ну, я думал, что узнал. На самом деле я ошибся…

– Да ты не думай, я никому ничего не скажу. Я же не подсадной там какой-то. Да и забуду я все скоро. Память у меня такая, надолго не хватает. Я завтра утром проснусь и даже не вспомню, как тебя зовут.

– Как ты можешь вспомнить, если не знаешь, как меня зовут?

– Ну да, не знаю… – беззубо ощерился бродяга. – Это, меня Семыч зовут.

– Валентин.

– Валентин – Валя, значит.

– Валентин!

– Да, но ведешь ты себя как Валя. Целку из себя строишь, спать со мной не ложишься, – глумливо хихикнул бомж.

– Да пошел ты!

– Ух, как страшно! Ленка моя так говорила, когда напугать меня хотела. Но так она баба…

– Могу и морду набить! – вспылил Валентин.

Не пристало ему терпеть унижения от какого-то грязного бродяги.

– Не можешь! – обидно засмеялся Семыч. – Потому что у меня заточка! Я ведь и кишки тебе выпустить могу! А ты не хочешь этого, да? Не хочешь!..

– Я сам человека ножом зарезал! – вспомнил вдруг Валентин.

Это, конечно, не повод для гордости, но ведь это может послужить ему оружием устрашения.

– Как ты его зарезал? По пьяни! Так ты сейчас тверезый, мухи не обидишь. Интеллигент ты, белоручка. Да еще имя у тебя… Затюхает тебя зэчье, это как пить дать…

– Я, между прочим, карате занимался! – взбунтовался Валентин.

– Сейчас в штаны наложу со страха!.. Плевать, чем ты занимался. Силы духа в тебе нет. Дух есть, а силы нет. А без этого в тюрьме пропадешь… Симпатичный ты, чистенький, домашний, таких в камере любят. Только тебе от такой любви больно будет.

– Хватит!

– Ты еще заплачь! – засмеялся Семыч.

– Я ведь сейчас точно тебе морду набью! – поднимаясь во весь рост, заявил Валентин.

Он вдруг понял, что ему действительно не выжить в тюрьме, если он себя не изменит. Он умеет драться, нужно только перебороть страх в себе. А ведь он может это сделать. Надо настроить себя на то, что в драке без мордобоя не обойтись, его будут бить, испортят ему физиономию, но ведь это не самое страшное в жизни. Ну, разобьют ему нос, губы, поставят фингалы под глазами, и что с того? Ведь он не на свободе, перед женщинами красоваться не надо, коллеги по работе ничего не увидят, а на сокамерников наплевать. Пусть злобные арестанты изобьют его в кровь, зато он кому-нибудь сломает челюсть. Проиграть в сражении не так позорно, как сдаться без боя. Ему влетит на орехи, зато его будут уважать. И желающие нежно с ним дружить отпадут сами по себе…

А если его не просто изобьют, а изувечат? Выколют глаз, например? Или отрежут что-нибудь нужное?… Но это не должно пугать его. Он должен смело идти в бой. Ведь ему нечего терять…

– Пошел вон с моего места! – усилием воли взорвался он.

Бомж соскочил с лежака, но вмиг вытянул вперед руку, сжимая в кулаке остро заточенный черенок.

Валентину стало не по себе, но назад он не отступил. Страшно, но он должен совладать с собой. К тому же когда-то он занимался самбо и знает эффективные приемы против ножа.

Он смело шагнул к Семычу, пытаясь ухватить его за руку, но тот на удивление ловко ушел от захвата и провел секущий удар. Валентин едва успел убрать голову с линии, которую прочертил самодельный нож.