Деревянный ключ - Тони Барлам

Еще более странно было после всего этого выйти в окружающий мир с тонной заемной мудрости в голове и с абсолютным незнанием жизни, этакой полной академической дурой. Впрочем, реальность быстро взяла свое.

— В двадцать четвертом году я закончила школу и поступила в Институт иностранных языков. Тогда же нашу маму отыскал папин старый друг Сергей Александрович, с которым они сообща занимались подпольной деятельностью до революции и вместе были исключены из института. При советской власти он стал большим начальником в Народном комиссариате путей сообщения. Сергей Александрович взял нашу семью под свое покровительство. Его сын, Павел, незадолго до этого окончивший Петроградский технологический институт, начал за мной ухаживать, это при том, что за него хотел выдать свою вторую дочь тесть Сталина, старый большевик Аллилуев. Но Паша сделал предложение мне, и я пошла за него. Он был очень талантливым изобретателем и вскоре стал получать большие деньги. В двадцать девятом у нас родился сын Миша. Паша стал главным инженером судостроительного завода, получил большую квартиру. У нас был свой автомобиль «форд». У детей — бонна-немка, настоящий бильярд в комнате. Я работала переводчиком. Тогда в Советский Союз приезжало работать много инженеров из Германии, а немецкий язык благодаря маме для меня такой же родной, как и русский. Плюс английский, французский, итальянский. Мы очень хорошо жили в те годы. Завели собаку, фокстерьера. Его звали… — Вера покосилась на Мартина, — его звали Мартын.

— Как-как? Мартын? — Брови рыжего поднялись домиком.

Шоно хрюкнул.

— Это то же самое, что и Мартин, только по-русски, — пояснил он.

— Ни один из моих знакомых немцев не был способен произнести звук «ы»! — удивилась Вера.

— Марти может, я сам его научил. Правда, на это ушло десять лет. Так что же ваш пес?

— Он стал лаять по ночам. Просто надрывался. Мы сначала не понимали, в чем дело. А потом узнали, что это из-за ночных арестов. В доме жило много тех, кто стал почему-то неугоден режиму. Тогда же начались наши несчастья. В тридцать восьмом умерла мама — она переписывалась с родней, а ее обвинили в шпионаже в пользу Германии, и в тюрьме у нее случился разрыв сердца. А в декабре Мишенька заболел крупом… — Вера замолчала, отвернулась к стене.

— Вера, если вам так тяжело вспоминать, давайте покончим с этим теперь же! — предложил Мартин взволнованно.

— Ничего, я уже это пережила… — Вера подавила вздох. — Не успели мы его похоронить, как забрали Пашу. Он имел несчастье часто принимать в гостях немецких сотрудников. Предвидя и мой арест, Паша велел мне обратиться за помощью к нашему старому приятелю, капитану загранплавания. Этот капитан был в меня безответно влюблен и однажды, будучи в подпитии, позволил себе лишнее, а муж отказал ему от дома. «Но теперь, — сказал он мне, — это уже не важно. Только Владимир может помочь тебе бежать». Паше по статье за вредительство дали десять лет без права переписки.

— Что это значит? — тихо спросил Мартин.

— Это значит расстрел, — ответил за Веру Шоно. — Ты же помнишь, в прошлом году я выводил в Китай остатки своей сибирской родни…

— Да, это значит расстрел, — подтвердила Вера бесцветным голосом. — Я собрала чемоданчик и пошла к капитану. Он, сильно рискуя, вывез меня на своем пароходе в резервуаре с углем. Так я попала в Данциг, где рассчитывала найти дядю, от которого уже два года не имела никаких вестей. Чемодан с вещами и ценностями пришлось отдать одному таможеннику в порту, чтобы он тайно провез меня через кордон. Вот, собственно, и все. Я же предупреждала, что мою историю интересной не назовешь. А теперь я бы хотела отдохнуть. Извините, господа.

Вера продремала до сумерек и проснулась от слабого скрипа. Сквозь ресницы она увидела давешнего азиата, стоящего в дверях, и решила было притвориться спящей, но тот заговорил по-русски:

— Проснулись? Вот и славненько — перед уходом я хотел вам дать кой-какие медицинские рекомендации.

— А как вы узнали, что я не сплю? — поинтересовалась Вера, открывая глаза.

— Услышал, что у вас дыхание изменилось. Кстати, первая моя рекомендация касается именно дыхания. Вам надо научиться правильно дышать.

— Как это — правильно?

— Вы дышите грудью, а надобно — животом.

— Я не знаю, как у вас, а у меня там легких нет! — заявила Вера.

— А вы забудьте все, что знаете из анатомии и физиологии. Просто представьте себе, что внутри вас одна большая полость, и попробуйте всю ее заполнить воздухом. Для этого сядьте поудобнее, расслабьтесь…

— Я и так слаба, что дальше некуда, а внутри меня очень маленькая полость, — проворчала Вера, усаживаясь в постели.

— За-ме-ча-тель-но! — пропел Шоно. — А теперь вообразите четыре времени года как жизненный цикл: весна — рождение — первый отчаянный вздох, до пупа, до самого донышка, потом — лето — юность страсть, переполненность энергией, жизнь на грани возможностей, затем осень — зрелость — когда уже хочется выдохнуть все, что накопилось и накипело, а после — зима — старость — желание покоя и последнее издыхание. Положите руку вот сюда и попробуйте! Вдыхаете носом, выдыхаете ртом. Живот выпячивается и втягивается до предела! Сильнее!

— Я не могу сильнее! У меня слишком маленький живот! — пожаловалась Вера и горделиво добавила: — Грудью у меня бы получилось лучше. И вообще, это какой-то неженский способ. Сколько мне еще так мучиться?

— Это только поначалу трудно, пока не войдет в привычку. А потом начнете получать удовольствие. Правильное дыхание — основа здоровья и долголетия.

— А кому оно нужно — долголетие? — помрачнев, спросила Вера.

— Тем не менее, у вас впереди долгая жизнь. И, полагаю, вам еще есть зачем жить.

— Почем вы знаете, что долгая? И что есть зачем?

— Это профессиональный секрет. У нас ведь у всех есть свои маленькие секреты, верно? — сказал Шоно, понизив голос, и подмигнул. — Что же до дыхания, то я настоятельно советую попрактиковаться. А еще сложите руки вот так, — он переплел пальцы рук, отставив большой палец правой и обхватив его кольцом из большого и указательного левой, — и подышите как следует хотя бы четверть часика. Эта мудра называется «поднимающей». Очень хорошо помогает при легочных заболеваниях.

— Мудра? — переспросила Вера.

— Мудрами у йогов называются лечебные жесты. Мартин покажет вам несколько других. Сейчас пришлю его к вам.

— Погодите! Я вот теперь при каждом выдохе должна представлять все это… про смерть? Это же кошмар какой-то!

— Напротив, постоянное размышление о смерти низводит ее восприятие до нормального обыденного уровня. Ведь что такое смерть? Всего лишь переход в новое воплощение.

— Вы что, верите в метемпсихоз? Вы же врач!

— Во-первых, я врач тибетской медицины. Про Петра Бадмаева слыхали? Который самого Николая Саныча Романова пользовал? Вот, как он, только лучше, хехе. А во-вторых, я буддист. Вы бы ещё спросили электрика, верит ли он в электричество! — Шоно разразился театральным ухающим смехом.