Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

Гауптштурмфюрер СС (то ли бывший, то ли нет) приказал себе не раскисать. Кофе — это вам не похлебка для свиней, ариец Пейпер! Jasno, nemachki? Rad, Bozhe ne zaboravi![20]

Джезва уже была прогрета, когда дверь ванной (по коридору — вторая налево) приоткрылась, и оттуда выглянуло чудо в махровом халате. Моргнуло.

— Я уже, герр… Ой, простите, Харальд! А ничего, что мы с вами здесь хозяйничаем?

Он уже был готов сказать чистую правду: не так уж и хозяйничаем, да и брат разрешил, даже ключи дал. Но внезапно вспомнилось…

«Бога Черного, царства древнего позабыт алтарь» — написал когда-то его предок и тезка, великий сорбский просветитель Гандрий Зейлер. Лишних слов в гимне не бывает. Алтарь же Черного бога — zeleni.

Зеленый!

Сын колдуна шагнул к той, которой не позволил умереть, осторожно взял за плечи, поглядел в светлые, словно утреннее небо, глаза. Так может, не Starica sa kosom раз за разом подает ему знак, заливая мир зеленым огнем? Именно Черному богу служил Мельник, побежденный Крабатом.

Выходит, каждому — свое наследство? Старшему, сыну Небесного Камня — мир горний, высший. Но и младшего не обделили.

— С лицом у вас, Ингрид, все в порядке, — улыбнулся он, думая совсем о другом. — Только губы немного кровят, смазать надо.

* * *

…Они курили, сидя прямо на холодной траве. В салоне «мерседеса» пахло порохом и кровью… Вокруг плескалась ночь, вдалеке, по оставшемуся позади шоссе, время от времени с негромким шумом проносились машины, а здесь был лес, узкая просека — и тишина.

— …Такие вот дела, фройляйн фон Ашберг, — подытожил Харальд, глядя в черное осеннее небо. — Постарайтесь понять: мы оба сейчас — вне закона. Для начала вот что… Никогда больше не упоминайте фамилию «Шадов»! Брата называйте просто Мареком, он не обидится. И еще. Меня и вас могут арестовать. На допросах в «стапо» не молчат, поэтому ничего — слышите, ничего лишнего! — мне пока не рассказывайте. И не обижайтесь, если я тоже промолчу.

Девушка осторожно поднесла сигарету к окровавленным губам.

— Сама себе удивляюсь. Мне, наверно, положено плакать, в истерике биться. Или это шок, и меня потом накроет? Я все понимаю, герр Пейпер. Как это правильно называется? Версия? У меня их целых две — отчего меня решили убить. Но, вы правы, промолчу. И… Неужели это действительно не вы, Марек? Лицо, голос, даже тон… Какая-то сказка!

Разведчик Пейпер не без сожаления подумал об упущенной возможности — ничего не объясняя, просто выдать себя за брата. Нельзя! Если догадается — больше не поверит.

Улыбнулся, руку протянул.

— Харальд.

— Ингрид.

* * *

Теперь все позади. Черный Mercedes-Benz 260 D брошен около Потсдамского вокзала. Южное направление. Ищи беглецов, К-козел, в Остмарке и на итальянской границе! О квартире же Харальд побеспокоился заранее, словно чуял. Всем удобна! Снята не разыскиваемым врагом Рейха Шадовым, а мало кому известной фрау Веспер. Ее муж, разъездной торговый агент, вернулся из очередной командировки. Кто может заподозрить? Привратник внизу — и соседи по лестничной площадке. И это решено: улыбка, бронзовый жетон СД, а для верности — подписка на служебном бланке. Специальная операция, уважаемые господа! Просим содействовать — и не мешать.

— Какой кофе! — восхитилась Ингрид фон Ашберг. — Говорите, семейный рецепт?

Потомок австрийского полковника развел руками.

— У брата получается лучше… Кстати, если захотите передать ему привет, это можно организовать, хотя и не сразу. А теперь вот о чем, Ингрид… Я знаю вашу фамилию, значит, в любом случае ваша биография — не тайна. Поэтому свои версии придержите, но расскажите о себе все, что считаете возможным, причем с самого-само-го детства. И очень подробно.

Баронесса поставила чашку на блюдце, поморщилась.

— С самого-самого? Это очень-очень скучно. Но спорить не буду. Слушайте!..

4

«Где умный человек прячет лист?» — вопросил как-то Гилберт Кит Честертон, сам слывший мудрецом. — «В лесу».

Секретный агент Мухоловка так не считала. Подумаешь, в лесу! Лес разбить на квадраты и отправить на поиски батальон, пообещав всем внеочередное увольнение, а тому, кто найдет, — месячный пропуск в бордель. Заодно и поискать того, кто прятал. Вдруг еще помнит место?

Нет, не служить Честертону в разведке!

Прятать лист следует на городской свалке, где всего помногу. А вокруг расставить несколько противопехотных мин, чтобы месяц подойти боялись, а потом искали не спеша и без малейшего вдохновения.

То, что гражданка США Анна Фогель, член Национального Комитета, прибыла в Париж, от немцев не скроешь. Значит, надо спрятаться так, чтобы не отыскали. Весь Париж — большая свалка, осталось найти место.

Анна, поставив чемодан на вымощенный древней плиткой тротуар, смахнула пот со лба. Тяжко! Десять шагов — и приходится отдыхать. Такси она отпустила за два квартала, с Руди же рассталась еще ранним утром, на площади возле Gare du Nord, где даже в такой час людно. Ни к чему вводить парня в искушение!

Все правильно, только тело не слушается, отзываясь на каждое движение болью. Ничего, уже немного! Девушка взялась за ручку неподъемного чемодана, сделала шаг, другой, третий… Есть! Все, как ей рассказывали: арка, похожая на ворота средневекового замка, за ней — большой двор квадратом, а вот и платан — рядом с двухэтажным флигелем.

Пришла! Почти.

Искать ее обязательно станут, причем наверняка не только немцы. Но где? Ясное дело, среди эмигрантов. Не сегодня-завтра бедного Руди возьмут в оборот, тряхнут, как следует. Он в очередной раз во всем сознается…

Двор был пуст. Из окна к окну тянулись бельевые веревки, возле одного из подъездов скучал накрытый серым чехлом громоздкий автомобиль, где-то вдалеке, на грани слышимости, играл аккордеон, а в чистом осеннем небе чертила круги одинокая черная птица.

Монмартр. Ветхое сердце Парижа.

* * *

Поездка готовилась в спешке, но Анне повезло. После ее первого выступления на радио («Сыпьте песок в подшипники!») очень многие, особенно из числа эмигрантов, захотели встретиться. Мухоловка постаралась увидеться с каждым — и не прогадала. Ей дали денег, причем не так и мало, главное же — наметились полезные знакомства.

Джозеф Зутин, владелец крупного нью-йоркского ресторана, являлся одним из руководителей Еврейского антифашистского конгресса. Брат же его, известный художник Хаим Сутин, жил и работал в Париже. По мнению ресторатора, Хаим был напрочь неспособен к нелегальной работе — зато хорошо знал другого художника, своего земляка Марка Шагала.