Робинзон по пятницам - Анастасия Монастырская

Как ни странно, но спонтанная покупка помогла обрести эмоциональное равновесие. Про Трохимовича теперь думалось как о мелкой неприятности в жизни, про хамство Федорова примерно также, а про звонок… Да ну их всех! Наверняка, кто-то ошибся номером. Настроение выровнялось, я даже поймала себя на том, что улыбаюсь, предвкушая реакцию домочадцев на это симпатичное земноводное. В метро жабеныш пригрелся и стал выводить свои тихие рулады. Иногда я почесывала его лысую головку, и малыш просто млел от внимания. Зато окружающие явно были не в восторге от нашего тесного общения. Ну и что с того? Может, женщина иметь хотя бы один недостаток — любить жабу. Придет время, я его поцелую, и тогда у меня появится свой личный принц. Искусственно выращенный, причем в домашних условиях. Неплохие перспективы, не так ли? Только сначала мне нужно подготовиться: посетить косметолога, сделать новую прическу, заказать билеты в романтическое путешествие на край света. Мы отправимся с ним в какой-нибудь тропический рай. Будем пить вкусные коктейли, любоваться на закаты, а ночью… Ночью я стану для него прекрасной царевной, знающей все о любовных утехах.

Внезапная тревога сжала сердце. А вдруг он будет лысым? С бородавкой на лбу? С кривыми лапками, тьфу, ногами? Нет! Я с ходу отмела все сомнения: мой принц прекрасен даже в образе жабы. На то он и принц. А уж когда я его поцелую, то все подруги обзавидуются. Правда, у меня нет подруг. Все равно — обзавидуются, и точка. Ради такого случая и подругу можно найти.

Поднимаясь по эскалатору, я перебирала в уме мужские имена. Омар Калиф? Филипп? Варфоломей? Бэрримор? Как же назвать моего малыша. Всякие Кваки, Мули, Дули — банальный ход. Тут нужно что-то емкое, оригинальное и красивое.

Жабеныш неуклюже повернулся, на мгновение напомнив пузатый жбан, виденный когда-то на экскурсии в Музее этнографии. О! Вот и найдено имечко.

— Я назову тебя Жбаном. Сокращенное — Жбаней. Согласен?

Судя по всему, возражений у моего питомца не было. Что ж, пора его знакомить с домочадцами. То-то порадуются: полку земноводных прибыло. Встречайте!

* * *

Меня встречали. Да еще как: звуками сирены, каретой скорой помощи, рыданиями и криками. Мелькнула предательская мыслишка: Гена сожрал всех, включая пираний и близнецов, а потом скончался от несварения желудка. И я теперь сирота. Сначала поплачу, потом буду жить поживать и добра наживать вместе с моим принцем.

Увы, надежды не оправдались. Навстречу, прямо в тапочках, выбежала взволнованная тетка:

— Эфа, наконец-то, а мы тебя обыскались.

— Я на работе была, — ложь с языка сорвалась автоматически. — У нас там беда.

— А у нас горе! — она театрально сложила пухлые ручки и кивнула в сторону дома.

— Что случилось?

— Алекса убили! — в ее голосе послышалось скрытое торжество, мол, бог все видит, бог все знает, и кара небесная все-таки нашла нашего соседа. И поделом, нечего строить коммунальные каверзы.

— Кто убил? — более тупого вопроса я придумать просто не смогла.

— А вот об этом я бы хотел у вас спросить, Стефания Андреевна.

— А вы-то здесь откуда, Федор Федорович? — я изумленно уставилась на посиневшее от холода знакомое лицо.

— По долгу службы. Теперь и подписка не спасет: влипли вы, Стефания Андреевна по самую маковку. Может, сразу проедем в отделение?

— Зачем? — я запихивала за пазуху Жбана, заинтересовавшегося происходящим.

— Затем. Весь дом в ваших пальчиках, Стефания Андреевна.

Я механически посмотрела на свои руки в перчатках. Все пальцы были на месте.

— Вы ошиблись. Мои при мне.

— Опять шутить изволите.

— Какие шутки! Мы что, так и будем на морозе стоять? Замерзаю.

— В дом вы пройдете только тогда, когда скажете мне, зачем вы его убили. — Опер уперся как баран перед первыми воротами в своей жизни.

— Кого?

— Романова.

— Как вы непостоянны, Федор Федорович, с утра в убийстве Трохимовича обвиняли, вечером новые прегрешения нашли.

— А вы, значит, по-прежнему веселитесь?

— Угу. Характер у меня такой, веселый.

— Эфа, да скажи ты ему…

— Лучше признайся, Эфа.

Домочадцы окружили меня как стая воронья, впитывая каждое слово из нашего разговора. Ну и родственничков мне мужья сосватали. Не моргнув глазом, обвинили свою единственную кормилицу сразу в двух убийствах.

— Он еще на нее завещание вчера написал, — услужливо сообщила бабушка Клара.

— Стефания знала об этом? — мгновенно сделал стойку Федоров.

— Разумеется. Он ей об этом как раз сегодня утром и сказал.

— А ты откуда знаешь? — уставилась я на бабулю. — Мы же с ним наедине разговаривали.

Та потупилась:

— Подслушивала. Вы же орали на всю округу.

Мы орали? Вот это новость! Да громче Романова только ангелы в раю поют. Впрочем, теперь у него появился шанс это проверить на личном опыте.

Опер тем временем завоевывал благосклонность старушки. Ну просто змей-искуситель:

— Правильно сделали, что подслушивали. Вот так и надо помогать следствию.

Бабуля расплылась в блаженной улыбке:

— Ой, молодой человек, я еще много чего интересного знаю! Вы даже не поверите…

В голосе Федорова проклюнулись жегловские нотки:

— Верю, вот вам — верю. И ценю за своевременное информирование следственных органов.

Дед аж цокнул от зависти, дескать, Клару оценили, а он, что — не у дел?

— Я тоже кое-что слышал, — Карл Иваныч авторитетно запыхтел трубкой. — Романов Эфу замуж звал.

Тьфу ты! Час от часу не легче. Если так и дальше пойдет, то Ольга моментом выдаст размер моего бюстгалтера, решив, что эта весьма ценная информация также поможет следствию. Пора вмешаться в семейную идиллию и расставить все точки, а заодно и запятые.

— Ну и что? Звал! Будто я уродина какая! Меня теперь и замуж взять нельзя?

Федоров сочувственно взглянул на мою покрасневшую физиономию:

— Как вы такое могли подумать, Стефания Андреевна, вы очень даже не уродина. А так… В общем, можно, если что.

— Можно что, простите? — ледяным тоном осведомилась я. — С этого места попрошу поподробнее.

Он стушевался на мгновение, но затем перехватил инициативу:

— Нет, это я попрошу вас поподробнее: в каких отношениях вы состояли с потерпевшим Романовым?

— Исключительно в соседских. Он — на своей половине, я — на своей. В гости друг к другу ходили редко. Слушайте, а может, все-таки в дом? — последнюю фразу я уже выбивала на морозе зубами, переминаясь с ноги на ногу от холода.