Свидетелей не оставлять - Сергей Зверев

– Валентина, я иду пить кофе.

Холеный пушистый ленивый кот Семен Семенович, коротко – Сэм, потянулся и прошествовал в комнату. Его дымчатый хвост распушился и стал чуть ли не толще туловища. Неожиданно резво Сэм вспрыгнул на крышку довоенного немецкого пианино «Schmidt und Sohn», оттуда фыркнул на американского кокера Армстронга, с которым был вынужден делить эту квартиру.

– Я тебе!.. – Карликов лениво погрозил пальцем пушистому любимцу.

С кухни доносился неповторимый аромат только что сваренного свежесмолотого кофе, предварительно поджаренного в духовке по всем правилам.

Карликов примостился на красном, гармонирующем с белой кухонной мебелью диванчике. Кухня была оборудована по высшему классу. Комбайн, машинка для открывания консервов, кофемолка с дистанционным управлением. Валентина шага теперь не сделает без всей этой техники. Тарелку не вымоет, если вдруг заело моечную машину «Крупс». Так и должно быть. Прошли те времена, когда нужно было скрывать свои деньги. Теперь никого ничто не волнует. Никого не интересует, на какие такие шиши возводит обычный русский бармен Карликов под городом дом с пятью балконами. И никого не колышет, что у Карликова новенький «Вольво» и еще «девятка». Раньше обэхээсники при самом лучшем к нему отношении все равно встали бы на дыбы: зарвался, мерзавец! Самые крутые цеховики скромно ездили на «Запорожцах», и не горел у них в груди пламень амбиций, потому что знали – высовываются только дураки, которым надоела свобода. Это шелупонь всякая, кепкари кавказские, норовила на «Форде» или «Волге» подкатить, да и то боялась. Сейчас все, проехали. Сколько напер – можешь все напоказ выставить. Если рэкета не боишься.

Карликов вытянул ноги. Обычно после смены они гудят и ноют. Не так-то легко простоять несколько часов. За просто так деньги не платят… Он подумал, что любит эту жизнь, и не против, если она протянется как можно дольше. Поэтому он в последнее время вплотную занялся здоровьем. Валентина тоже была солидарна с ним. Они не пили, не курили. Лишь изредка он позволял себе выкурить сигаретку «Данхилл» да вечерком пропустить глоток коньяку «Двин», «Реми Мартин», на крайний случай полстаканчика портвейна «Крымский южнобережный». Каждый год – санаторий, где тщательнейшим образом выполнял все назначения врачей. Два раза в неделю – бассейн с услугами Эльзы, прекрасной массажистки. Ну а еще для успокоения нервов в прошлом году – круиз по Средиземному морю на пароходе «Тарас Шевченко» в каюте люкс. В этом году будет Италия. Почему известный режиссер сказал, что так жить нельзя? Так жить можно!

Карликов благоговел перед стильной жизнью и хорошими вещами. Он много думал над этими вопросами. Он не отрицал, что существуют вершины духа, экстаз и просветление через отречение от мирских благ. Он понимал, что есть люди, живущие высокими, воистину духовными интересами, быть может, более полнокровно. Пусть себе летают в космос, покоряют океанские глубины, делают научные открытия, медитируют при луне или изводят себя постом. Каждому свое. Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево. Карликов трезво оценивал себя, нередко подшучивал над своей фамилией. Великанову – великаново, а Карликову – карликово. Он – торгаш. Ради хорошей еды, хороших вещей, веселого времяпрепровождения он плюнул на свою первую профессию, отказался от аспирантуры, от мысли стать ученым-химиком, хотя у него были явные способности.

Он устроился в магазин. В обычный продовольственный магазин обычным продавцом. Умный, обаятельный, напористый, образованный, вскоре он стал завсекцией, потом завмагом. Подворовывал потихоньку, получал раз в восемь больше, чем на прошлой работе. Но когда стал начальником, будто с цепи сорвался. Когда все само пошло в руки, захотелось хапать больше и больше. Он потерял чувство меры. Познакомился с очень солидными людьми, машинами принимал левый товар, крутил большие средства. И едва не сломал себе шею. Влетел. В Ленинграде началось крупное хозяйственное дело, которое концом зацепило и его. Просидел год в СИЗО.

Вовремя подоспела пора остервенелой борьбы за права человека. Во все горло антисанитарные типы начали драть на митингах глотки о жертвах экономических репрессий. Аппарат МВД и прокуратуры был деморализован. Их авторитет порядком подмочен. Карликову удалось поднять шумиху вокруг своего имени, протолкнуть пару статей в газетах о том, как отдел по борьбе с экономическими преступлениями травит опытного хозяйственника, не жалевшего сил, чтобы накормить жителей района. Да и сами жители накатали петицию – мол, при Карликове в магазине все было (что полностью отвечало действительности), а как посадили – ничего не стало. Пришлось подмазать кое-кого в Москве. И получилось почти как в стихотворении Пушкина: оковы пали, и свобода встретила Карликова у входа.

Вот только братья меч ему не отдали. Он оказался выкинутым на обочину, почти без денег – они все ушли на освобождение. Ему посоветовали не мельтешить и залечь на дно… Он устроился барменом в «Русскую избу». И работал там уже больше четырех лет. Конечно, место не самое лучшее для него. Но после тюрьмы он не хотел лезть ни в какие серьезные дела, создавать свою фирму. Между тем некоторые связи у него остались, и помимо мытья фужеров и разливания спиртных напитков иностранцам и нашим «долларовладельцам», что само по себе приносило вполне приличный доход, он успешно провернул несколько дел с импортом. Теперь он обдумывал, как бы влезть в одну операцию с приватизацией нежилых помещений и помещений убыточных предприятий. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, – лишь бы вышло…

Приятные размышления прервал звонок в дверь. Интересно, кто это? Никого ведь не ждал. Наверное, тот молодой человек с охрипшим голосом. Ну что же, его визит не принадлежит к категории неприятных.

– Валя, спроси, кто.

Валя, в махровом халате, удачно распахнувшемся на маленькой соблазнительной обнаженной груди, кивнула, затянула пояс и плавно прошествовала к двери.

Они женаты уже шесть лет, но у Карликова при взгляде на ее прелести неизменно возникало желание. А разве может быть иначе? Жену он выбирал, как покупал вещь – фирма, дизайн, гарантия. Он был тогда на взлете и имел возможность выбирать, что хочет. Когда у него начались неприятности, между ними пробежал холодок. Валю не вдохновлял подвиг жен декабристов, она выходила за богатого торгаша, заведующего магазином, а не за заключенного, которому предстояло неизвестно сколько лет париться на нарах. Однако все уладилось. Теперь Валя работала заведующей баней-сауной «Райское наслаждение», зарабатывала там неплохо, тратила гораздо больше, потому что валютный продмаг и элитные шопы немалого стоят. Она могла прийти вечером и с очаровательной улыбкой продемонстрировать костюм, за который выложила только что тысячу долларов: «Дороговато, конечно, но зато как идет». Карликов соглашался, что костюм действительно изумительный, и смирялся с тратами. В конце концов – не первые и не последние.

– Витя, там какой-то парень. Говорит, что он от Валентина Семеновича.

– Спроси, как зовут.

– Володя.

Этот Володя позвонил вчера, сказал, по поручению Валентина Семеновича Давыдченкова должен встретиться, чтобы передать три монеты для коллекции. Володя намекнул, что монеты ценные, провезены контрабандой, поэтому лучше увидеться с глазу на глаз… Карликов баловался и собиранием монет. В них он тоже не разбирался, как в книгах и антиквариате. Но зачем разбираться, когда всегда можно спросить совета специалиста? Само слово «коллекция» вызывало в нем приятный зуд, коллекционирование увлекало его все больше и больше.